— Это все?

Дункан смело, не дрогнув, встретил убийственный взгляд отца.

— Да, это все, — подтвердил он.

Колби секунду колебался, отведя глаза в сторону. Было совершенно ясно, что он не ожидал от младшего сына такого четкого и продуманного изложения своих требований.

— Хорошо, я согласен. Я приготовлю все необходимые бумаги после того, как поговорю с Брэндоном. — Он как-то болезненно поморщился. Дункан быстро отвернулся, чтобы не видеть слабость отца. Известия, которые он принес, были для Ланга-старшего тяжелым ударом.

— Завтра я буду в офисе и подпишу все необходимые бумаги, которые ты подготовишь. До свидания.

Дункан вышел из библиотеки и, спустившись по лестнице, вышел через парадную дверь родительского дома. Он шел пешком до тех пор, пока не почувствовал, что ноги не держат его. Решив передохнуть, он с тяжелым вздохом уселся на край тротуара. Стояла тихая, спокойная ночь, и не было слышно ни звука. Жизнь, как ему показалось, замерла повсюду.

Следующие несколько дней Харли, если не была занята сочинением песен, занималась любовью с Дунканом. Она просыпалась утром, будила Дункана, и они предавались чувственным ласкам. Он уходил на работу, а она брала в руки гитару.

Когда Дункан возвращался на ленч, они опять шли в спальню. Он уходил вновь на работу, а она возвращалась к своей музыке. После ужина они занимались любовью всю долгую ночь.

Дни проходили просто великолепно, если не считать, что настроение Дункана становилось все хуже. Даже заниматься любовью он стал по-иному, с какой-то безнадежной обреченностью, словно смаковал последнюю каплю изысканного вина со дна бокала. Харли не понимала, что с ним происходит. Его чувства к ней, как и ее к нему, были полны страсти. Они оба получали удовлетворение. Но глядя на Дункана, она бы не сказала, что он счастливый человек, во всем его поведении угадывалось глубоко спрятанное отчаяние.

Дункан замкнулся в себе, отделившись от нее стеной отчуждения, и ей никак не удавалось его расшевелить и поговорить с ним откровенно.

Это началось с того самого вечера, когда он рассказал родителям о Брэндоне. Дункан отмалчивался и игнорировал все попытки Харли обсудить с ним его мрачное настроение. Это ее страшно угнетало. Пьянящими поцелуями и ласками он мог довести ее до исступления, а затем на руках отнести в спальню, продолжая при этом хранить молчание. Ей хотелось кричать, но не от сладостных чувств, а чтобы так выразить свое отчаяние. Они были до боли близки, но он, казалось, добровольно обрек себя на изгнание. Даже когда она что-то бормотала в полузабытьи, содрогаясь от получаемого наслаждения, она чувствовала всю глубину его отчуждения.

Он любил ее с безумной страстью, но она не могла ничего сделать для него, чтобы облегчить его страдания. Ей никак не удавалось найти ту лазейку, с помощью которой она смогла бы заглянуть ему в душу.

Это ее одновременно пугало, сердило и смущало. Она подозревала, что его мрачное настроение каким-то образом связано с ней. Но Дункан упрямо отказывался об этом говорить. Единственным утешением было сильное чувство их единения, которое они испытывали повсюду, даже не находясь вместе. Их объединяло нечто большее, чем просто физическая связь, и даже его молчание не могло отдалить их друг от друга. В этом Харли видела маленькую надежду на излечение Дункана.

Их незримое единение ее поддержало и помогло в трудную минуту, когда она в пятницу вечером, очень взволнованная, пришла в «Сюрреалистик Пиллоу», чтобы исполнить несколько новых песен. Она обвела взглядом публику и среди толпы увидела музыкантов из «Рокин Робинс».

«Хватит ли у меня смелости выступить сегодня?» — испуганно подумала Харли. Затем она почувствовала на себе ободряющий взгляд Дункана. Вновь оглядев зал, она без труда его нашла. Он снова улыбнулся ей и подмигнул.

Господи, что за человек! Харли рассмеялась и открыла выступление своей песней «Доченька, этого делать нельзя». Теперь она пела с мягким акцентом жительницы Оклахомы. Харли не знала, как к этому отнесутся поклонники рок-н-ролла. Но они были ее первыми слушателями, своего рода подопытными кроликами, и она рискнула выяснить их реакцию. Если ее песни понравятся здесь, значит, она легко найдет новых поклонников. Кроме того, она не рассталась с надеждой, что и старые фанаты останутся ей верны.

Затем Харли решила исполнить известнейшие песни — Элвиса Пресли и Кэрол Кинг, потому что она их любила и была уверена, что публике они тоже нравятся. Но больше всего ей хотелось спеть их для Дункана. Она даже вытащила на сцену Марка, чтобы он ей подпевал.

Народ быстро завелся и стал веселиться вовсю. Харли была счастлива. Стоит подумать о продолжении музыкальной карьеры, раз она может так быстро завладеть аудиторией.

После ее выступления Марк, Сьюзен и другие музыканты из «Рокин Робинс» сгрудились около столика, за которым сидели они с Дунканом. Все о чем-то радостно говорили, перебивая друг друга, молчал только один Дункан. Он просто сидел, откинувшись на спинку стула, наблюдал за ними и смеялся вместе со всеми над веселыми шутками. Его глаза сияли от счастья. Когда Харли встретилась с ним взглядом, то поняла, что он несказанно рад ее успеху и тому, что теперь у нее появились новые друзья, новые песни и замыслы, против которых всегда выступали деспотичный Бойд и мать. У нее на глазах выступили слезы, и она быстро отвернулась, чтобы незаметно для всех смахнуть их.

Почему она любит Дункана? Харли могла бы назвать десятки причин. А как ей разрушить ту ужасную стену отчуждения, которой он себя окружил, и убедить его в том, что она его любит, что он ей не-обходим? Она боялась, что своими уговорами может только все испортить и навсегда его потерять.

В апартаменты «Колангко» они вернулись поздно вечером на такси. Всю ночь они посвятили любви.

На следующий день они вновь отправились в клуб, где Харли спела песню Пегги Ли «Страсть». Она пела для него, и все это время он не сводил с нее пылающего взгляда. Когда они вышли из клуба, Харли заметила, что их ждет служебный лимузин «Колангко». Она поняла, что это неспроста, но догадалась о настоящей причине чуть позже, когда Дункан усадил ее в машину, закрыл за собой дверцу и они отъехали от клуба. Дункан, сгорая от нетерпения, овладел ею прямо на заднем сиденье. Перегородка между водителем и пассажирским салоном была звуконепроницаемой и непрозрачной. Водитель не видел, как Дункан, не давая ей опомниться и не сказать ни слова, набросился на нее и заставил обо всем позабыть в его объятиях.

В субботу вечером Харли вышла из клуба «Сюрреалистик Пиллоу» опьяненная успехом. Такое восторженное состояние она не испытывала даже в моменты своего наивысшего триумфа на сцене в течение последних девяти лет. Теперь уже она набросилась на Дункана на заднем сиденье автомобиля. Ее руки быстро заскользили по его телу. От ее настойчивых ласк Дункан содрогнулся, издав сдавленный стон. Он откинулся на сиденье, а Харли завладела инициативой, давая выход энергии, накопленной во время сегодняшнего успешного выступления.