Колетта лежала на матраце из соломы одна внутри фургона. Сильный запах, сладкий и терпкий одновременно, защекотал у меня в носу.

Он шел из наполненной водой глиняной мисочки, которая стояла на бронзовом треножнике над свечой.

Матиас заметил мой вопросительный взгляд и объяснил:

— Шари насыпала в воду травы, которые способствуют выздоровлению.

Колета, видимо, спала сном идущего на поправку, — как я надеялся. Ее грудь тихо вздымалась и опускалась, закрытые веки дрожали едва заметно, как травы при легком ветерке. Переполненный чувством заботы, я рассмотрел ее опавшее, бледное лицо. Если бы мне не сообщили других вестей, я бы никогда не поверил в улучшение ее состояния.

— Когда она просыпается, то всегда спрашивает об отце, всякий раз, — заявил герцог. — Ответ не понравится ей. Было бы лучше для ее здоровья, если бы Сенен нашел поскорее новую тюрьму.

Старый лис говорил с глубоким сочувствием, и все же он использовал Колетту как оружие, как средство давления. Это рассердило меня, и охотнее всего я бы вцепился ему в глотку.

Леонардо наклонился над Колеттой, пощупал пульс, послушал ее дыхание и стук сердца.

— Что вы делаете? — я спросил, несколько возмущенный этими вольностями. — Вы врач?

— О том, что происходит в человеческом теле, я знаю наверняка гораздо больше, чем любой врач. Вас явно обрадует, что Колетта спит здоровым сном.

— Если вы так много понимаете в медицине, то почему вы вчера не позаботились сами о Колетте и передали эту работу Шари?

— Если хотят преуспеть в искусстве, то всегда хорошо наблюдать других мастеров за работой. Особенно в научных искусствах.

Это звучало, словно выздоровление Колетты было для него не потребностью, словно он не видел в ней ничего, кроме одного из трупов, которые он разрезал в той ужасной подземной комнате. С гневом я спросил:

— Вы все делаете ради науки, не так ли?

— Скажем, многое. Только благодаря прогрессу в науке можно победить нужду человека, пока она еще существует на земле.

— Прогресс ничего не стоит, — начал я. — Если он вредит человеку, его надо проклясть.

— Из того, что вредит одному, другие могут извлечь пользу. Должно ли это быть оправданием тому, что Леонардо чуть было не дал умереть Колетте? Я не дошел до того, чтобы заявить ему о своем презрении. Наш разговор, видимо, прогнал дух сна Колетта беспокойно заворочалась, подняла руки и вскрикнула:

— Нет, оставьте меня! Пожалуйста, пожалуйста, не делайте со мной ничего! Не…

Крик превратился в плач, слезы текли из закрытых глаз. Она все еще спала, и ее посетили сновидения, но спокойствие покинуло сон девушки. Страх исказил черты ее лица, и как я видел, она была еще далека от пробуждения. К страху примешались другие волнения, печаль и стыд. Что за кошмар приснился ей, что даже реальные переживания не могли быть ужаснее?

— Пойдемте, Арман, лучше мы оставим ее одну. Она должна преодолеть ужасы своих воспоминаний своими силами. Сейчас мы ничего не можем для нее сделать.

Леонардо, чьи замечания об ужасных воспоминаниях Колетты сбили меня с толку, мягко, но настойчиво увел меня из фургона. Матиас пригласил нас к столу. Снаружи на огне жарился теленок и источал аппетитные ароматы. Я закрыл дверь фургона, после того как послал спящей долгий, страстный взгляд. Неохотно я оставил ее одну с ужасным сновидением — и все же был рад, что она разминулась со старухой смертью.

Итальянец и цыгане уже скрылись между двумя высокими палатками. Когда я поспешно спустился с короткой лестницы, что-то белое и мягкое метнулось мне под ноги, отчего я потерял равновесие и упал.

— Вот так досада, вот так позор! — запричитал рядом со мной маленький человечек, ребенок со странно низким голосом. Я вышел из оцепенения и узнал Рудко, карлика. — Не сердитесь, господин, я не хотел вас сбивать.

Я поднялся возле лестницы и рассмотрел маленького человечка, который доходил мне как раз до пояса. Войлочная шляпа сидела криво на его слишком большом черепе, отчего из-под нее выбивались черные пряди волос. Его потертая кожаная рубаха и шерстяные брюки были темными — то ли от природы, то ли из-за множества пятен, которыми была заляпана одежда.

— Это были не вы. Вы малы, но не настолько. И, прежде, всего не так белы!

— Джали уронила вас, но я был тем, от кого она вырвалась, — он скривил гримасу. — Разве же я знал, что она побежит за обоими?

— За кем?

— Ну, за Эсмеральдой и ее рохлей.

— Вы имеете в виду Пьера Гренгуара?

— О ком же еще я могу так говорить? Ему следовало присматривать за Джали, потому что Эсмеральда спешила. И что делает это забавный малый? Он просто бежит вслед за своей обвенчанной суженой. И что делает коза? Она бежит за обоими! — Рудко прищурил глаз и как заговорщик посмотрел на меня. — Если вы меня спросите, то у нашей прекрасной Эсмеральды свидание, и рохля хочет за ней проследить. Он все еще думает, что может быть для нее больше, чем просто дураком, который имеет право называться ее супругом. При этом… — карлик замолчал, сделал тревожный прыжок и указал на лагерь нищих. — Там бежит подлая тварь, прочь в мир теней ночи. Клянусь демонами тьмы, мне думается, мы больше никогда не увидим Джали. Вот коварная бестия! Тогда я лучше буду держаться моего Золтана, он всегда приходит к своим хозяевам…

Я больше не обращал внимания на его болтовню. Я тоже увидел козу в свете костра. Она бежала по улице, по которой Леонардо и я пришли во Двор чудес. Я погнался за ней, мимо стражников герцога, которые обращали внимание только на приходящих, а не на людей, которые покидали лагерь цыган. Я пробежал мимо своры кутящих нищих, перепрыгнул через мирно спящих одноруких и окунулся в улицу, которая поглотила Джали.

Меня воодушевила мысль выследить козу, а с ней и Эсмеральду. Рудко говорил о свидании. Я верил, что знал, кто ждет цыганку. Разве она не сама говорила, что хочет раскрутить этого капитана, Феба де Шатопера?

Что произойдет при этой встрече, что ей расскажет капитан, могло быть очень важным. И я не был уверен, поделится ли Матиас с нами, своими союзниками, тем, что поведает ему дочь. Поэтому я хотел лично присутствовать. Возможно, это пригодилось бы в борьбе с дреговитами и помогло бы Колетте.

В какой-то момент я уже не знал, как себе помочь. Я не видел ни человека, ни козы. Передо мной и за мной кривились бесформенными тенями старые дома, подобные чудовищам, которые притаились и ждали свою добычу. Ночь стирала различия между мертвым камнем и живой плотью, как мог стирать солнечный камень (если эта безумная история была правдой) разницу между духом и материей, между душой и грехом.

После того как я покинул Двор чудес, я вскоре слышал только быстрое стаккато моих шагов и как сопровождающую музыку — мое запыхавшееся, тяжелое дыхание. Теперь, когда я остановился, стихли шаги, но мое прерывистое дыхание показалось мне еще громче — оглушающим, словно оно принадлежало вовсе не мне, а преследующим бестиям вокруг меня, которые брызгали слюной в предвкушении свежей плоти. А потом мне показалось, будто я слышу в тени разговор. Я навострил уши и затаил дыхание.