Эсмеральда оказалась ловчее. Полунагая, одетая как была, она вскочила и вытянула свой кинжал из ножен в складках своей юбки. Тут Феб столкнул Джали с кровати, чтобы, наконец, добраться до своего оружия. То, что капитан считал своим преимуществом, стало его судьбой. Коза упала под ноги своей хозяйке и уронила ее. Оглушенная Эсмеральда лежала на полу, кинжал выскользнул из ее рук. Черный человек поднялся его и без раздумий вонзил узкое лезвие в грудь офицера. Феб застонал, его пальцы потянулись к рукоятке шпаги, и он упал обратно на кровать, где остался недвижно лежать на спине.

Черный человек вынул кровавый кинжал из раны и повернулся к Эсмеральде. Я уже готов был распахнуть окно, как раздались громкие голоса и шаги из пещеры сводни. Должно быть, маршировал целый отряд. Преступник уронил оружие и поспешил к окну. При этом луч света упал на мгновение на его лицо, — и я узнал убийцу.

Он раскрыл окно. Чтобы не быть увиденным, я отступил назад, и, потеряв в спешке и замешательстве равновесие, рухнул с крыши сарая в узкий двор. Это было бы жесткое падение, если бы я не угодил в кучу навоза.

Убийца притаился на сарае, быстро осмотрелся по сторонам и потом тут же спрыгнул во двор. Он заметил меня? Хотел ли он так же беспощадно заставить замолчать свидетеля, как только что обошелся с Фебом? Но, нет, он пробежал мимо навозной кучи, прочь в темноту.

В открытом окне показалась голова и туловище королевского стражника.

— Здесь, на крыше, ничего нет. Цыганка была одна со своей сатанинской козой и капитаном.

Из комнаты Святой Марты раздался другой голос:

— Она наверняка ведьма, судя по тому, как она выглядит.

— Ведьма, которую ждет виселица, — добавил третий голос. — Она убила капитана королевских стрелков, после того, как соблазнила его своим прекрасным телом. Заметьте это себе, мужчины: любовь и смерть идут рука об руку. Унесите труп и свяжите ведьму!

Оглушенный я скатился с навозной кучи, вонь которой сопровождала меня какое-то время. Но теперь это было не важно. Я должен бежать к королевским стражникам, должен был рассказать им, что они ошибаются. Как только я встал на ноги, сильная рука схватила меня за плечо.

— Остановитесь, сеньор Арман, стражники не поверят вам, к тому же вы испачканы и дурно пахнете — как один из тех, кто называет Двор чудес своим домом, — Леонардо сморщил нос и продолжил потом шепотом в том же тоне:

— Нам нужно поторапливаться! Если стражникам придет в голову обшарить близлежащие улицы, то от нас не должно остаться ни слуху, ни духу.

— Но… как вы оказались здесь…

— Вы имеете в виду, почему Вийон послал меня с вами во Двор чудес? Мы получили сведения, что Эсмеральда сегодня вечером договорилась с капитаном. Благодаря вашим поспешным действиям вы взяли на себя мою миссию, и мне ничего не оставалось делать, как вместо преследователя преследуемого быть только преследователем преследователя. Неблагодарное поручение, поверьте мне.

Я признал, что Леонардо прав. Королевские стражники явно не поверили бы мне и на пару с Эсмеральдой отвели бы на виселицу. Нехотя я следовал за ним к мосту Сен-Мишель и бросил последний взгляд на распахнутое окно комнаты Святой Марты. Лишь теперь, слишком поздно, мне пришло в голову, что Святая Марта была покровительницей умерших.

Вийон сидел в своей подземной комнате, склонившись над «Ars Magna ct Ultima» Раймонда Луллия, когда мы появились и сообщили ему об убийстве Феба де Шатопера. Он выслушал нас спокойно и молча, но его лицо заметно ожесточилось.

С усталым видом он сказал:

— И снова дреговиты переходят нам дорогу. Если бы убийца только на миг опоздал, капитан выдал бы своего поручителя!

— Мы можем быть рады, что случайно королевские стражники появились так быстро, — бросил я. — Иначе Эсмеральда оказалась бы в смертельной опасности.

— Ей и сейчас не слаще, — ответил Леонардо. — Кроме того, я не верю в совпадения. Дреговиты используют королевских стражников так же, как королевских стрелков, для своих целей. Они сами же позвали стражу, чтобы были обнаружены окровавленные трупы капитана и его любовницы. В противном случае отряд не появился бы так быстро возле лачуги сводницы. Убийство и самоубийство от неразделенной страсти — так это должно выглядеть по замыслу дреговитов. Таким образом, не вызывая подозрения, они бы устранили приманку и возможного предателя настоящего изменника. На этот раз стражники оказались на месте так быстро, что застали врасплох исполнителя дреговитов.

Вийон кивнул.

— Если бы мы, по крайней мере, его знали…

— Но я узнал его!

Отвратительное лицо Вийона и красивое лицо итальянца повернулись ко мне как по мановению руки. Их вопрошающие глаза были прикованы к моим губам, будто хотели пробуравить меня.

— Кто это был? — прошептал Вийон.

Я подумал о строгом лице, которое только на мгновение осветил для меня услужливый луч луны. О взгляде решительных глаз, которые колюче смотрели из-под высокого лба, из глубоких глазниц, как готовый к нападению клинок. Взгляд холодный как лед — и в то же время пламенный, настолько, что мог сжечь человека. Ничего удивительного, что я непроизвольно отступил назад перед этим человеком.

— Кто? — настойчиво повторил Вийон.

В моей памяти возникла закутанная в плащ фигура, сложившая окровавленный кинжал, и я тихо сказал:

— Отец Клод Фролло!

Звон полуденного колокола загудел над Нотр-Дамом и островом Сите, чтобы разнестись по теплому апрельскому воздуху над Парижем и вступить в радостное состязание с пением крапивника и возвращающихся с зимовки славок. Внизу по улицам спешил по своим делам народ, пользуясь выдавшейся теплой погодой. Но я пробирался светлым днем, как вор, по мосту между двумя большими башнями, к южной башне, которая возвышалась над крышами Отеля-Дьё, как огромный страж. Несмотря на яркое солнце высоко в небе, башня казалась мрачной, словно скрывала за своими древними стенами ужасную тайну.

Внутри башни я прислонился к прохладной стене и глубоко вздохнул. Ничего не произошло, конечно, ничего… И ничего не произойдет со мной, пока я буду острожен. Равномерные удары колокола придали мне уверенности. Я обратил внимание на то, что это был не какой-нибудь причетник, а сам Квазимодо, который поднялся своей тяжелой припадающей походкой на Северную башню, чтобы бить в один из шести колоколов для sext[61]. Но здесь, в просторной клети с колоколами Южной башни, Квазимодо был вездесущ. Большая Мария спокойно висела на своей тяжелой балке и дремала на полуденном солнце, падающим через многочисленные открытые окна, явно понимая, что ее глухой, полный силы голос потребуется лишь через пару дней — на празднование первого мая.