Я хлебнул стаканчик бренди, прополоскал рот остатком содовой. Можно было продолжать спать, но тут зашевелилась Марсела, лежавшая с краю, похлопала глазами, встала, почесала себя между ногами и, сонно пошатываясь, зашлепала босиком в туалет. Оттуда она переместилась в душ, долго мылась, затем вытиралась полотенцем Соледад и наконец выбралась обратно, чистенькая и посвежевшая.

— Ну, мы вчера и дали… Прямо фак-сейшн какой-то, — сказала Марсела, сдирая за колечко крышку с пивной банки. — Такое я только с Хорхе дель Браво помню, да и Соледад, наверно, тоже. Как уж тебя хватило? Смотри, у тебя даже вон тут помада…

Помада была на том месте, которое мусульмане и иудеи предпочитают удалять по религиозному обычаю. Там же прилипли два волоска, черный и золотистый.

— Опять прицепились! — проворчал я, вспомнив, как Марсела позавчера чуть-чуть не перестреляла всех из-за такого же приставшего золотистого волоска. На сей раз Марсела была терпимее.

— Это не мой, — сказала она, смахивая черный волосок, — у меня такие еще не выросли… Это Соледад себе метелку нарастила. Смотри, наловим мы с нее чего-нибудь… Хорхе рассказывал, что ему пришлось однажды выводить насекомых из-за этой канальи.

— Кстати, — отгоняя от себя неприятные предположения, спросил я, — интересно, как там сейчас на Хайди?

— Я вчера слушала транзистор у Варгаса, — сообщила Марсела. — Гран-Кальмаро передавало, что партизаны уже окружили Сан-Исидро. Может, только ураган им помешает взять столицу.

— Интересно, Лопес уже удрал с острова или нет?

— Он будет держаться до конца, и дель Браво не уйдет, — сказала Марсела уверенно.

— Почему? Что же они, жить не хотят? Их ведь растерзают, даже если суд оправдает…

— Просто я их очень хорошо знаю. Ну, Лопеса, конечно, нет, а вот Хорхе… Впрочем, Лопес и Хорхе дель Браво — это одно и то же, это два пальца на одной руке. Понимаешь, я никак не могла понять, откуда у них столько денег. Я, конечно, не бизнесмен, но кое-что знаю о ценах, курсах и так далее. Я думаю, что всего бюджета острова не хватило бы на то, чтобы, оборудовать хотя бы одну асиенду, такую, как «Лопес-23». Все, что понастроено там, под землей, это слишком дорого, намного дороже, чем могли бы себе позволить правители такой маленькой страны. К тому же из-за нашей диктаторской власти мало кто делает вложения, а кредиты нам и вовсе почти не давали.

— Но кто-то же делал вложения? — спросил я. — Ведь деньги откуда-то пришли, верно?

— И мне кажется, что теперь я знаю, откуда. Хотя и не уверена… — Марсела замялась.

— Ладно, скажи хотя бы, что ты предполагаешь! — потребовал я, чувствуя, что эта смугляночка поможет мне понять, во имя чего завертелась вся эта карусель.

— По-моему, где-нибудь там, в зоне «Зеро», какой-то супербанк мафии, наркобаронов, нацистов или еще кого-нибудь. Причем не просто банк, а хранилище золота и драгоценностей. Может быть, это они про запас положили, может — на черный день, но только положили, а Лопеса поставили сторожем. Я думаю, что они, эти боссы, потому и понастроили под землей все эти дворцы, что приберегают их для себя на случай атомной войны.

— Хм, — сказал я, ощутив легкий озноб, несмотря на жару, царившую в каюте. — А не слишком ли мы фантазируем?

— Не знаю, — пожала плечами Марсела, — только я знаю точно, что Хорхе и Лопес — это только пальцы, а рука, которая ими двигает, очень далеко. Если тебе не очень противно, я расскажу один случай… Только ты не будешь ругаться?

— С чего я должен ругаться?

— Ну, потому, что я не хочу, чтобы ты подумал, будто я совсем уж бесстыжая. Мужчины — народ ревнивый…

— Можно подумать, что я не знаю, какие у тебя отношения были с дель Браво!

— Дело не в этом… Когда речь ид сто работе, я ничего не стесняюсь. Я — шлюха, это моя профессия. Я могу спокойно рассказать тебе, кто и как меня трахал, сколько платил и какие слова говорил. А тут получилось вот что. Хорхе, всего за несколько дней до того как решил меня выставить, почему-то был очень нежный, добрый и вообще сам на себя не похожий. Несколько ночей… в общем, мне показалось, что он меня любит, потому что мне с ним было очень хорошо. Вот этого я и стесняюсь…

— Ты влюбилась в него? — спросил я как можно равнодушнее.

— Да… — потупилась эта скромница, которой, кажется, очень захотелось, чтобы я ее поревновал. Но, к сожалению для нее, ревновать я был не в состоянии, потому что жаждал узнать не о ее чувствах к Хорхе дель Браво, а о том, какой же все-таки случай привел ее к мысли, что Лопес и дель Браво — чьи-то марионетки. Однако женщине кажется важным в данной ситуации совсем не то, что мужчине. Возможно, я так ничего и не узнал бы, если бы на моем лице не появилось выражение досады. Досадовал я лишь на то, что Марсела тянет с изложением сути дела, но Марселе-то казалось, что я ревную! И, ободренная тем, что я к ней неравнодушен, глупышка, наконец, приступила к рассказу о том, чего я ждал:

— Я очень хотела быть с ним вместе. Я готова была делать все, что он захочет, и даже не просить денег. Я сама лезла к нему, сама! И вот однажды, когда я только-только решила с ним поиграть, зазвонил телефон, который раньше никогда не звонил. У Хорхе в спальне было пять телефонов — один к Лопесу, три — в управления службы безопасности, а один — неизвестно какой, который никогда не звонил, и я даже думала, что он отключен. Невзрачный такой, серый и всегда пыльный. Теперь я знаю, почему он всегда был пыльный. Хорхе хотел знать, не трогал ли его кто-нибудь. Вообще, ему часто звонили ночью. Он очень злился, ворчал и даже с Лопесом разговаривал без особого почтения. Они были на «ты», могли даже спорить и ругаться, хотя один — президент, а другой — всего лишь член кабинета. Лопес знал, что у Хорхе много ниток в руках, и он боялся с ним ссориться. А уж если звонил кто-то из безопасности, Хорхе в выражениях не стеснялся. Хотя ему, конечно, звонили не просто так, а по очень важным делам. Наверное, он мог бы запретить подчиненным беспокоить себя по ночам, но не хотел этого делать. Его офицеры должны были позвонить, выслушать его ругань, а потом получить указания — такой порядок. Ну вот, а тогда вдруг зазвонил тот, пыльный. У него звук был особый, музыкальный: тю-лю-лю-лю! Тут я хотела ругаться, потому что мне

нужен был Хорхе. А он вскочил так, будто ему самому воткнули что-то в зад. Схватил трубку и произнес уважительным таким тоном. «Я вас слушаю». Обычно он говорил: «Что тебе не спится, Педро?» — или вообще «Какого черта среди ночи? Это вы, Мартинес? Не заикайтесь, а докладывайте, боров! Так. Понятно. Вы старый осел, генерал, маму вашу в задницу!» Ну, и так далее. А тут он чуть ли не кланялся этому телефону и говорил только «Да, сеньор! Будет исполнено, сеньор! Нет-нет, не стоит беспокоиться, сеньор!» Мне даже стало удивительно и немного страшно, с кем он может так разговаривать? Ведь на Хайди выше его по должности только сам Лопес, но с ним он никогда не угодничал.

— Может быть, сам Господь Бог или дьявол? — пошутил я не очень удачно.