Глухое молчание нарушил тоскливый голос Герберта Страстного:

– Но как же… все оказывается просто! Ну почему, почему..

– Поняли? – спросил я с надеждой.

Он отмахнулся, продолжая смотреть в небо:

– Да все поняли, не дураки же… Признать трудно. Да и обидно до слез, не замечали такой простой данности.

Я сказал быстро:

– Подобных чудес вокруг полно, нужно только замечать мир, в котором живем, и пользоваться его возможностями. Моя главная деятельность именно в этом. Понимаете, если народ научить это делать… я только к примеру!.. то следующее поколение уже учить не надо, научатся от своих отцов. Это как ветряные и водяные мельницы, их строят и строят, уже не оглядываясь на тех, кто придумал и построил первые образцы.

Тиларет Стойкий наконец оторвал взгляд от яркого шарика в небе, повернулся и посмотрел на меня в упор.

– Вы говорите, таких возможностей в мире много?

– Да, – ответил я.

Он подумал, лицо стало отрешенным, брови то поднимаются чуть ли не на середину лба, то опускаются так, что смыкаются над переносицей и сдвигаются в одну линию.

– Мне хотелось бы… да… хотелось бы на них посмотреть… или хотя бы услышать…

Я развел руками.

– Время государственного человека дорого. Я и так пробыл с вами столько, что ряд важных дел придется перенести на завтра-послезавтра. А простым упоминанием не отделаться, придется что-то демонстрировать…

– Я понимаю, – сказал он. – Но кто-то же у вас этим занимается? Не только вы лично?

– Занимаются, – согласился я. – Однако там другие условия. Никакой магии! Хотя работают колдуны, волшебники, чародеи, алхимики, даже некроманты были. Но все без магии. С этим строго. Понимаете почему?

Он поморщился.

– Вы это уже сказали раньше, я понял. Чтобы и простой народ, незнакомый с магией, мог научиться.

– А вот вам туда нельзя, – сказал я с сожалением. – Вы человек нетерпеливый… К тому же, кто испробовал отравленной сладости владения магией, уже не сможет заставить себя учиться с нуля основам совсем другой науки.

Он вздохнул, тряхнул головой. Голос его потерял напор. В нем ощутилась усталость.

– Да, вы правы…

Все еще смотрели на крохотную точку в небе, Сьюманс проговорил медленно:

– То ли мне чудится… то ли шар снижается?

– Так и должно быть, – объяснил я.

Он сказал быстро:

– Я понимаю, воздух там остыл.

– Верно…

– Он будет снижаться все быстрее, – закончил он. – Не погибнет ли от удара о землю? Я не имею в виду Тиграта Вдумчивого, он просто взлетит сам, но если там будут простые люди…

– Для этой цели, – сказал я, – предусматривают балласт. Скажем, мешки с песком. Догадайтесь зачем.

Сразу несколько голосов воскликнули:

– Если сбросить мешок, шар остановится!

– Перестанет снижаться!

– Снова пойдет вверх!

Я сказал громко:

– Все зависит от веса балласта. Можно песок просто высыпать медленно, присматриваясь к скорости снижения. Регулировать. Но мы пока этого не предусмотрели, так как Тиграт Вдумчивый – маг, ему падение не опасно, верно?

Сьюманс проворчал:

– Он сумасшедший, может и пойти до конца…

– …восхочет проверить, – договорил Сьюманс. – Он самый упорный.

На каменном заборчике напротив солнца возникла фигура, потому я не сразу рассмотрел на лице Тиграта Вдумчивого кровавую ссадину, растрепанные седые волосы и что одежда порвана на плече.

Он бодро спрыгнул на пол, глаза блестят задором, движения нервно-суетливые, словно старается побыстрее запихнуть в карманы горку золотых монет.

Поклонившись мне с тем уважением, которое никогда не демонстрировал, он сказал прочувственно:

– Сэр Ричард… я потрясен!

– Вы смелый человек, – сказал я.

Он отмахнулся.

– Да опасности не было…

– Я не про опасность, – сказал я. – Ваши соратники в случае неудачи смеялись бы и над вами.

Он криво улыбнулся.

– Это да, как-то не подумал. Но теперь и триумф у меня!.. Ох, простите…

– Триумф в самом деле только ваш, – сказал я торжественно. – Я ведь все это знал! Простите, в нашем королевстве это игра для детишек. Так всегда с открытыми источниками. Будет время посвободнее, я научу вас вещам посложнее и поинтереснее.

Он охнул и чуть не задохнулся от обуявшей жадности все немедленно увидеть, попробовать, проверить и познать. У остальных глазки тоже загорелись.

И только Тиларет Стойкий почему-то потемнел лицом, отступил на пару шагов и смотрел исподлобья.

Я спросил любезно:

– А вас не впечатляет?

Он процедил сквозь зубы:

– Еще бы. Впечатляет. Та легкость, с которой вы обвели вокруг пальца этих… стареющих детей!

Я, все еще счастливый от успеха демонстрации, спросил почти беззаботно:

– Вы о чем, Великий?

Он проговорил почти злобно:

– Они даже не понимают! Как дети, в восторге от новых игрушек, что вы им подкинули, но не понимают… не понимают, что это начинать снова с пещерных времен!

Я стиснул челюсти, возразить нечего, остальные маги перестали улыбаться и смотрят очень внимательно.

Я наконец развел руками.

– Вы сгущаете краски.

Он крикнул:

– Тогда скажите вы сами! Честно скажите. Сколько пройдет времени от этого вашего монгольфье до багеров? Только правду!

Взгляд его пронизывал меня, как солнечный луч тонкий лист на дереве. Я помялся, промямлил:

– Конечно, долго. Однако…

– Как долго? – потребовал он.

Я ответил хмуро:

– Несколько столетий.

– А не тысячелетий?

Я ответил недовольно:

– Не думаю. Можно управиться раньше. Я полагаю, что…

Он прервал резким визгливым голосом:

– Меня не устраивают даже столетия!.. Даже десятилетия, вы понимаете? Я хочу все и сразу!.. А не это медленное вскарабкивание со ступеньки на ступеньку по лестнице, вершина которой в облаках!

Сьюманс заметно помрачнел, остальные маги тоже растеряли веселье. Похоже, в эйфории не сразу подумали о сроках. А Тиларет Стойкий как будто прочел мои мысли, лицо стало жестким.

– Одно дело, – отрубил он лязгающим голосом, – совершенствовать себя и свои знания, другое – тащить наверх к высоким знаниям все это стадо, именуемое человечеством!