– Я. Только его не троньте.

– Простите, но у меня строгое предписание! Чтобы убедиться в правдивости ваших слов, я должен задать вам вопрос, – ротмистр спрыгнул с коня и, порывшись в подсумке, достал сложенный вчетверо пакет. – Будьте любезны, продолжите мою фразу: лучше потерять жену, чем…?

– Скорость на взлёте, – изумлённо прошептал, покачнувшись, Миша. – Он долетел?

– Позвольте, ваше сиятельство, я вам помогу! – неожиданно бросился к нему ротмистр.

– Как ты сказал? – схватился за его плечо Смородин. – Спутал ты меня с кем-то. Обознался.

– Никак нет, именно – ваше сиятельство! Извольте прочесть. Это адресовано только вам.

Ротмистр вновь полез в подсумок и вынул свёрнутый в рулон тубус, залепленный сургучной печатью. Ещё туго понимая, что происходит, Миша хрустнул сургучом, развернул письмо с короной в правом углу и принялся сгонять расплывающиеся буквы в малопонятные слова:

«Флагману Михаю!

В моей короне не хватает одного бриллианта. Но помню, что вы мне предлагали его заменить. Посему! Прошу вас принять жезл моего воздушного флота, вместе со званием, ему полагающимся – гранд-командэр! Присваиваю вам и вашему будущему роду титул – граф! К обязанностям прошу Вас приступить безотлагательно, при получении данного послания.

Император Российского государства и стран, ему вверенных – Александр.»

Внизу общего текста, написанного твёрдой рукой писаря, было ещё одно слово. Тонким пером, будто только для него одного, лёгким росчерком стояло: – «Сашок».

Смородин почувствовал, как перехватило дыхание, по щекам покатились слёзы, и вдруг, смутившись вырвавшейся глупости, он неожиданно для себя спросил:

– А как же аншеф Станислав?

– Род Гогенцоллеров низложен и лишён всех титулов! Виноват, но бывший главный инквизитор ещё не пойман. Прячется в горах, ваше сиятельство. Но я его непременно найду. Простите, уж очень долго мы искали вас. А вот теперь можно взяться и за аншефа.

– Не спешите, ротмистр, – с трудом выдавливая каждое слово, произнёс Смородин. – Пусть побегает. Вы даже не представляете, какое это увлекательное занятие. Хотелось бы ещё пожелать ему усташа в ухо, но я не кровожадный.

– Ваше сиятельство, вы бледны! – вдруг всполошился ротмистр, словно не замечая измождённого вида Смородина. – Внизу ждёт карета, которая доставит вас в Санкт-Петербург. Да вы дрожите? Живее шубу графу!

– Не мне, – шепнул Миша, чувствуя, как последняя капля сил покидает его тело. – Ему, – кивнул он на Стефана и повалился в снег, широко раскинув руки.

Миша отдёрнул тяжёлую парчовую штору и посмотрел в огромное, от потолка до пола, окно. Ради такого панорамного вида он специально потребовал перестроить его кабинет. Так лучше было наблюдать за лётным полем и жужжащими над ним аэропланами. Лёгкие этажерки взлетали одна за одной и вытягивались в линию, улетая для стрельб на полигон. Ежедневные стрельбы – это был его беспрекословный приказ. А затем одиночное пилотирование и полёты строем, тренировки в безукоризненной посадке и взлёте по тревоге. Да мало ли ещё чего придумал гранд-командэр Смородин. Для этого у него била неиссякаемая энергия. Пусть уже закончилась война, потому что, почувствовав резкий перевес в вооружении и потеряв превосходство в воздухе, государства конфедерации запросили мира, но это ничуть не умаляло созидательного пыла командующего воздушным флотом России. Теперь без соизволения российского императора не мог подняться в воздух ни один пузырь, именуемый дирижаблем, от северных до южных морей. И в этом тоже была его заслуга.

Смородин внимательно проследил взглядом за пролетевшим над крышей самолётом с большущей эмблемой на весь фюзеляж. Её он тоже изменил. Раньше на российских дирижаблях опознавательным знаком служил падающий с небес ястреб. Теперь же в его клюве появилась скромная гроздь смородины.

«Скоро по ту сторону тоже додумаются до таких же самолётов, – подумал Смородин, задёрнув штору. – Украдут, подсмотрят, повторят! Нужно всегда идти впереди. Пора заканчивать с бипланами и переходить к монопланам. Эти и быстрее, да и будущее за ними. А там нужно заканчивать с пневмодвигателями, потому как выжали из них, что могли. Надо как-то натолкнуть учёных мужей на мысль о моторах внутреннего сгорания».

От размышлений над проблемами воздушного флота России его оторвал тихо вошедший лакей.

– Ваше сиятельство, к вам главный интендант! Прикажете впустить?

– Послушай, милейший… – скривившись, Миша щёлкнул пальцами. – Вот, досада, всё время забываю, как тебя зовут? Сколько раз я тебе говорил, что главный интендант может входить ко мне, когда ему заблагорассудится и не спрашивать на то разрешения?

– Но, ваше сиятельство, – мягко возразил лакей. – Этикет-с.

Миша вздохнул и, сдавшись, махнул рукой:

– Зови!

Отодвинув лакея раздавшимся до неимоверных размеров животом, вошёл, прихрамывая на криво сросшуюся ногу, Стефан. Перекрестившись на висевшие в углу кабинета иконы, он хитро подмигнул:

– Михай, я наливку сварил, отведаешь? Ты же знаешь, я это никому не доверяю, только сам.

Смородин поморщился, но отказывать Стефану он не мог. Заметив всё ещё стоявшего в дверях лакея, он кивнул ему на стол.

– Давай, третьим будешь.

– Но, ваше сиятельство, а как же этикет?! – залился тот пунцовой краской.

– Засунь себе его в… – не сдержался Миша. – Неси три стакана! И лимон нарежь.

– Узнаю, – потянулся, развалившись в кожаном кресле, Стефан. – Всё такой же. Так и считаешь, что все люди равны?

– Потому что они равны!

– Да, да. Этому тебя научил твой шурин. Никак не вспомню, как его имя? Смешное такое. Ведь додумываются люди до смешных имён, будто им делать нечего. Я вот тут на днях тоже одно смешное слышал. Обозники мои рассказали. Как же его…? Вот так напасть – забыл! – схватился за голову Стефан. – Погоди! Я же его записал. Хотел тебя посмешить.

Стефан отвернул на рукаве белую манжету и прочитал написанное карандашом слово:

– Вот! Ты только послушай – Электромеханик! Каково тебе? Это сколько его отец пил, чтобы так сына назвать?

– Где он? – напрягся Миша, резко отодвинув поднос с выпивкой.

– Кто?

– Электромеханик этот?

– А! Так с обозниками. Обоз я в Тавриду за солью посылал, так они его по дороге подобрали. Только он странный какой-то. То плачет, то смеётся. В монастырь они собирались его спровадить. Понятно ведь, что блаженный.

– А ну быстро его ко мне! – вскочил Миша, схватив Стефана за грудки. – Чтоб через час был у меня!

– Михай, а наливка?

– Чтоб через час!

Через час в его кабинете стоял, потерянно озираясь на затмившую глаза роскошь да на алюминиевые эполеты гранд-командэра, молодой паренёк, с залитым веснушками лицом и оттопыренными ушами. Миша специально выдерживал длинную паузу, наслаждаясь его растерянностью, затем лукаво улыбнувшись, спросил: