Бесс теребила уголок пододеяльника.

– Он говорил правду. То, что случилось между нами, было минутным помутнением, со всеми бывает. Но то, что у вас, Лора… это было по-настоящему. Такие вещи понимаешь с первого взгляда. Прости, я не могла все разрушить…

У меня по щекам бежали горячие слезы. У нас все было по-настоящему. Я понимаю, почему Кит пошел на все это, чтобы сохранить отношения. Я разрыдалась. Бесс дала мне бумажный платок с тумбочки, второй вытащила для себя.

– Если бы не суд, все бы уже давным-давно позабылось. Я бы пережила всю эту историю с Китом и оставила вас в покое. И ничего бы не случилось…

Я помедлила, размышляя. Да, тогда я бы не столкнулась с темной стороной личности Кита. Конечно, со временем позолота стерлась бы, но до сердцевины так или иначе не дошло бы. И мои дети росли бы с обоими родителями.

А может, если бы интрижка с Бесс сошла ему с рук, он распробовал бы вкус тайной жизни и всю жизнь провел бы, прыгая по чужим постелям. Как знать…

– Если бы мы не поехали в Корнуолл, Джейми был бы жив…

– Что ж, значит, не зря съездили, – ухмыльнулась Бесс.

Мы расхохотались и смеялись долго, всхлипывая и подвывая. Истерика. Древние греки думали, что женщины сходят с ума, потому что у них отделяется матка и кружит вокруг тела. Моя матка была на месте, я ведь недавно родила, но пока мы хохотали, да еще так, что в палату забежали медсестры, я ощутила, будто от меня откололась и вышла наружу еще более фундаментальная часть.

Отсмеявшись, мы долго сидели молча, изредка вздыхая. Я снова взяла ее ладонь в свои руки, а вокруг нас медленно сгущались сумерки. Чтобы уж быть до конца честной, мне захотелось рассказать, что я солгала, когда давала показания. Спросить, знала она или нет. И тут вкатили ужин – пюре, капусту и что-то непонятно коричневое. Момент был упущен.

И что с того, если она знала о моей лжи? Мы с Бесс обе прошли через ад и теперь наконец очутились в безопасности.

Выходя из палаты, я раздвинула шторы.

– Ты еще придешь? – спросила она.

Я чуть повернулась, помедлив с ответом. В голове зазвучал голос Кита: «Ты всерьез веришь, что можно подружиться с человеком, с которым познакомилась при таких обстоятельствах?» У Бесс дрогнули губы. Я мысленно приказала Киту заткнуться. После всей этой лжи, после дыма и стали пусть в нашей жизни останется хоть что-нибудь хорошее.

– Конечно, – ответила я.

Я шагала по коридору с чувством глубокого облегчения. Камень вины, лежавший на душе все эти годы, наконец-то упал. Я сумела освободиться из пут собственной лжи, не то что Кит. При этой мысли у меня сжало горло. Нет. Ничего не ушло и не растворилось. Выходя из больницы, я четко осознала, что эта тяжесть никогда полностью не исчезнет. Я стояла на грязной улице, мимо мчались машины, а камень вины внутри меня перемалывало жерновами, и порошок навечно впитывался в состав крови.

ЛОРА

30 сентября 2015-го

У дома дежурят двое фотографов; они защелкали фотоаппаратами, еще не зная, кто приехал в такси.

– Лора, а где Кристофер? – кричит мне один из них.

– Пойти с тобой? – спрашивает Лин.

– Не надо, все нормально. Иди домой к дочкам. Они тебя не видели всю неделю. Попозже позвоню.

Поднимаю воротник куртки и прячу лицо, спеша мимо. Наивно было полагать, что они успокоятся, засняв тот поцелуй у здания суда. Выдавливаю из себя улыбку навстречу близнецам. Это очень важно. Они и так слишком много раз видели, как я плачу, на всю жизнь хватит. Мягкими пеленками, которых нужны кучи, когда рождаются дети, оказывается, хорошо утирать слезы. Я носила по одной на каждом плече: одну для малышей, другую для себя.

Табличка над звонком гласит: «Лэнгриш».

Бесс открывает дверь и отступает назад, чтобы фотографы ее не заметили. На ней одна из моих старых футболок, заляпанная молоком, и пара блестящих легинсов. Надо много чего рассказать, но пока…

– Молодец, – говорит Бесс и крепко меня обнимает. – Все закончилось. Ты через все прошла.

– Мы через все прошли, – поправляю ее я.

Улыбка Бесс прозрачно намекает: позже поговорим, когда сядем за стаканчиком. Она пришла посмотреть на малышей, когда им было две недели от роду. Тогда я и попросила ее остаться.

– Почему именно ее? – спросила Лин, узнав, что я взяла Бесс в няни. – Разве она не напоминает тебе о тех событиях?

– А кого еще? – ответила я.

Теперь я понимаю, сколько у нее было возможностей навредить мне, а она мне лишь помогала. Кому можно доверять больше? Да и как все объяснишь новому человеку?

– Фин проснулся, я ему уже бутылочку подогрела.

– Отлично! – Я скидываю туфли и прохожу в гостиную.

Мой младший лежит на спине и с остервенением стучит по гирлянде с погремушками, которая висит над его кроваткой. Становлюсь перед ним на колени и вдыхаю сладкий младенческий запах. Фин хватает меня за сережку. Смеюсь. Он чуть вырос с сегодняшнего утра, ресницы стали длиннее, да и волос прибавилось. Нос у него как у отца, уши дедушкины, а овал лица – мой. Фин – весельчак и задира, Альби – мягкий, нежный, задумчивый. Он внимательно наблюдает, прежде чем что-то сделать. Пытаюсь не проводить параллели между Китом и Маком; вроде пока удается.

– Как мы себя вели? – спрашиваю, высвобождая сережку из захвата Фина.

– Альби как ангелок, Фин как чертенок, – нежно улыбается Бесс.

– Ты поговорила с Антонией?

– Она у соседей, спасается от папарацци.

Тяжело вздыхаю. Наверное, напишу Киту сообщение, чтобы вечером прошел к нам в дом через задний двор Ронни.

– Кит придет часа через полтора. Я сказала ему, что мы будем купаться.

Бесс меняется в лице.

– Я, наверное, пойду.

Меня раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, хочется сказать ей, чтобы осталась, и пусть он думает что хочет. Переживет как-нибудь. Кит только обрадуется, если Бесс куда-нибудь исчезнет и больше не напомнит о себе. Но ничего не выйдет. Хотя сейчас ей действительно лучше уйти. Надо будет как-то спланировать эту часть жизни. Пусть Кит потерял мою любовь, но он все-таки отец моих детей.

– Давай сейчас так и сделаем – в последний раз, обещаю.

Вскоре вместо старого кошмара начнется новый: адвокаты, раздел имущества… Вряд ли Кит станет настаивать на своем праве жить в этом доме, пока будет идти бракоразводный процесс, однако предсказать, как он поступит, не берусь. Теперь я понимаю его не больше, чем случайного прохожего. Когда он найдет работу, придется решать вопрос с алиментами. Наверное, он захочет, чтобы сыновья носили его фамилию. Но пусть только попробует указывать мне насчет няни, я сумею за нас постоять.