Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Август отобрал у меня несчастную банку и достал из тайника консервный нож.
– Тебе лучше раздеться, – сказал он. – Одежду надо высушить.
Пока я негнущимися пальцами стягивала с себя промокшую и задубевшую ткань, Август развел в очаге огонь. Заплясало крохотное пламя, и я едва не расплакалась. Оказывается, как мало надо для счастья! Всего-то – крохи тепла и укрытие, когда настигает буря, еда и возможность согреться. Так мало и так бесконечно много. И почему я раньше этого не понимала? Возможно, чтобы осознать некоторые вещи, надо пересечь пропасть и едва в ней не сгинуть.
Некоторое время я сидела с широко раскрытыми глазами, обдумывая новую для себя истину.
Потом вспомнила, что я бесчувственная Кэсс, и приказала себе не хлюпать носом, словно жалкая оборванка! И все же руки заметно тряслись, когда я раздевалась. Август резко отвернулся, стоило мне начать стягивать свитер. С трудом избавившись от одежды и оставшись в белье и ботинках, я, дрожа, завернулась в тяжелое одеяло и села на подстилку.
В дымоходе завывал ветер.
– Буря совсем близко, накроет через полчаса. Повезло, что успели, – стоя ко мне спиной, Август вскрыл железную банку и протянул, не оборачиваясь.
Я схватила консерву, едва сдерживая голодное рычание. Истощенный организм уже не требовал, он выл, готовый глодать камни и грызть древесную кору.
И я уже готова была есть, словно животное, выхватывая куски руками и облизывая грязные пальцы, но… остановилась.
Нет, я не могу позволить себе подобного!
– Мне нужна вилка. Я не собака, чтобы есть руками, – дрожа от голода и едва не захлебываясь слюной, произнесла я.
Август обернулся и посмотрел на меня. Очень внимательно. А потом нашел на дне ящика гнутую ложку и протянул.
– Так уж и быть. Сойдет, – милостиво кивнула я и увидела, как дрогнули в улыбке его губы.
Первую банку я съела, даже не поняв, что именно попало ко мне в рот. Кажется, тушеная говядина с рисом… Еда – холодная, дешевая и почти безвкусная – показалась божественной. Она наполнила мой пустой как бездна желудок и подарила надежду на то, что я все-таки выживу.
– Вторую я поставлю на огонь, – сказал Август. – И не смотри так, словно собираешься убить меня этой ложкой. Горячая еда поможет тебе согреться.
Я проворчала что-то типа «немедленно отдай мою банку, иначе я перегрызу тебе горло», но Август сделал вид, что не расслышал. Вторую консерву я пыталась есть неторопливо, надеясь, что кусочков перетушенного куриного мяса хватит, чтобы восполнить сожжённые ресурсы. Разум понимал, что это невозможно, но я продолжала надеяться. Увы, еда просто растворилась в моем организме. Третью банку я схватила так же жадно, как и первую. Сунула внутрь ложку и… остановилась. Август сидел напротив и жевал так медленно, словно вовсе не был голоден. Я покосилась на пластиковый ящик. Внутри лежали сухие галеты и темнел один железный кругляш с белой полосой.
Значит, Август съел всего одну консерву.
Я медленно поставила банку на доску, заменяющую тут столик.
– Кажется, наелась.
Август поднял на меня взгляд.
– Наелась?
– Да. Не хочу больше… мяса.
– В ящике есть сладкое сгущенное молоко. Я открою.
Мой рот наполнился слюной от одного лишь названия.
– Сначала ты, – капризно произнесла я. – Вдруг пропавшее.
Он дернул колечко на крышке, понюхал.
– Свежее.
– Нет, сначала ты, – возразила я, со своего места ощущая божественный сладкий запах и пытаясь не сглатывать голодную слюну.
Август глянул озадаченно, поднес банку ко рту. И замер. Медленно опустил руку и посмотрел сначала на меня, потом на открытую консерву с ложкой внутри.
– Кассандра, – сказал он. – Ты ведь врешь.
Я широко распахнула глаза. И как он догадался? Дамир всегда верил моим капризам. Может, потому что Дамир верил, что настоящая Кэсс именно такая. Стервозная, капризная, жестокая. Он не видел во мне иного и потому принимал за чистую монету любую глупость и гадость. Дамир ни на миг не поверил бы, что я могу отказаться от столь нужной мне еды ради другого человека. Что совру ради того, чтобы ему не было больно. Или чтобы он тоже поел.
Дамир видел лишь мою темную сторону – и с ним она с каждым разом темнела все сильнее. Тот, кто видел худшее во мне, это худшее и получал.
А вот Август… О Август! Он почему-то видел во мне что-то совсем другое. То, во что я и сама давно не верила. Мою светлую сторону.
– Если ты сдохнешь от истощения, некому будет довести меня до города, – быстро произнесла я, боясь выглядеть жалкой. Или доброй. Боясь, что он поймет мои истинные мотивы. Пусть думает, что я всего лишь забочусь о собственной шкуре! И только.
– Я не сдохну. – Он не спускал с меня внимательного взгляда. – Мой ресурс гораздо больше, не беспокойся. Ешь.
– Даже в мыслях не было о тебе переживать, – буркнула я. Его понимающий взгляд почему-то сильно меня нервировал.
– Правда? – Он поднял брови. – Кассандра, мне что, кормить тебя с ложечки?
– Кто тебе позволит? – проворчала я, пряча нос в одеяло.
– А я без позволения. – Он все-таки улыбнулся, и я фыркнула. Похоже, этого мужчину мне провести не удастся.
– Ладно. Компромисс. Делим все пополам. Договорились? Эта консерва твоя. Сладкое едим пополам.
Было видно, что он собирается отказаться, но потом глянул на мои упрямо сведенные брови и кивнул. Сгущенное молоко мы ели возмутительно медленно, смакуя каждую каплю, попадающую на язык, и запивая лакомство теплой водой. Ложка мне, ложка ему. Еще ложка мне… Сладость растекалась на языке, щекотала горло, нежила. И мне казалось, что я в жизни не ела ничего лучше. Словно сам древний бог явился накормить меня дивной амброзией…
Но увы, как ни растягивали мы удовольствие, оно все-таки закончилось.
Буря накрыла горы, ветер завывал так, что казалось, маленький домик не устоит и отправится в полет, хлопая двускатной крышей. От еды
