Опоздал всего на секунду, но успел заметить, как шеф Элизабет застыл, не добежав до лежащего на траве тела нескольких шагов.

Опустил голову, не опасаясь попасть под выстрел. То ли растерялся, то ли… В первое Шаевский не поверил, для второго не было достаточно фактов.

Зафиксировав, что десантники взяли зону под контроль, плюнул на подкинутую Ровером загадку, опустился на колено. Когда запускал диагност, уже знал, что не хватило им как раз тех нескольких секунд, ушедших на «обработку» небоскреба.

Медики могли многое, но не тогда, когда выстрел поставленного на максимум парализатора попадал прямо в сердце…

* * *

Они изматывали не его – жрец выглядел столь же вызывающе элегантно, как в тот, первый раз, когда я его увидела в резиденции губернатора.

Они изматывали меня, доводили до состояния полного истощения, до той грани, за которой моя личность готова была исчезнуть, растворившись в единственном желании – не видеть, не слышать, не чувствовать.

Все что угодно за возможность расслабиться и уплыть в спасительное небытие.

Тонизаторы, которыми я щедро кормила собственное тело последние дни, этому только способствовали. Единственного специфического адаптогена оказалось слишком мало, чтобы организм не начал использовать собственные резервы.

Я была не совсем права, усталость чувствовалась и в Исхантеле. Когда он подошел ближе, а мои глаза привыкли к свету, я увидела это со всей очевидностью. Круги под глазами казались не просто темными, а практически черными. Заострившиеся скулы, опущенные уголки губ, посеревшая кожа.

И взгляд, в котором безжалостная острота была уже не столь очевидна.

Но даже в таком состоянии он был силен настолько, что я не понимала, как вообще могла подумать, что способна с ним справиться?!

Впрочем, он уже сказал, что это было глупо…

– Как ты попала сюда?

«Они – ментальные садисты, чем ярче сопротивление, тем большее удовлетворение получают. Физическая боль жертвы им не нужна, рабская подчиненность – тоже».

Эх, Марк, Марк… Догадывался ли ты, что когда-нибудь твои слова станут моим шансом? Или, выстраивая свой план, был уверен, что я о них не забуду?

Говорите, раздвоение личности? Скорее, желание дойти до конца, уничтожив эту тварь.

С трудом приподняла голову, посмотрела на жреца пустым, ничего не выражающим взглядом. Сделать это оказалось просто, даже играть не пришлось.

– Не знаю…

Мой ответ ему не понравился. Он замахнулся, чтобы ударить, но его ладонь замерла, так и не коснувшись моего лица.

Я не шелохнулась, мне было все равно…

– Кто был с тобой? Чья это куртка? – Исхантель повел головой в ту сторону, где я лежала до его появления.

Он не кричал, голос был совершенно спокоен, но солгать, если бы и хотела, я не смогла.

Посмотрела, безропотно подчиняясь приказу.

– Иштвана Руми.

Теперь я понимала, зачем Иштван поменялся одеждой с Горевски. Того рядом со мной вроде как и не было.

Мысль была вялой. Да и моей ли она была?

– Где он?

Я смотрела на жреца, а перед глазами был тот миг…

Иштван забрал слот, улыбнулся мне… обнадеживающе.

За эти дни он успел стать другом. Необременительным, надежным. Другом, который оказывался рядом всякий раз, когда был необходим.

А еще Руми был журналистом, который знал цену слову и понимал, как многое может оно изменить, если произнесено вовремя.

В тот миг написанное мною слово было нашим оружием, той лептой, которую мы вносили в мирную жизнь Зерхана.

В мирную жизнь его Зерхана.

Валесантери подошел к Иштвану, закрывая от меня, что-то тихо произнес. Руми кивнул, положил руку на плечо Горевски.

Секунды уходили, а они продолжали стоять. Молча.

Молчала и я, догадываясь, но не веря.

Руми отступил первым. Скинул куртку, протянул Горевски. Тот взял не сразу. Лица Валесантери я не видела, но заметила, как напряглись его плечи.

Интересно, это того стоило?!

– Не знаю…

Это было правдой. Жрец не мог этого не ощутить.

– Встать! – Голосом, как плетью, разрезав тишину.

Команду выполнила безропотно. Поднялась, чтобы тут же скользнуть вниз. Заставить ноги держать мое тело не смогла бы и угроза смерти.

– Встать! – повторил он, но уже другим тоном. Низким, волнующим…

Внутри что-то всколыхнулось, отозвалось, доказывая, что где-то там, глубоко, силы еще были. Для него.

На этот раз вставала я медленно. Хватаясь обломанными ногтями за гладкую стену, пытаясь заслужить хотя бы капельку тепла в его взгляде.

Усилия были тщетны, стоять я не могла.

Глаза стали влажными, слеза скатилась по лицу.

Выдавила из пересохшего горла хриплым шепотом:

– Я не могу…

Наверное, я представляла собой жалкое зрелище, потому что Исхантель брезгливо поморщился, но подхватил под руку, поднял. Попытка отстраниться закончилась тем, что я ухватилась за него, прижимаясь всем телом.

Воспоминание обдало огнем.

Я стояла у него за спиной и слышала, как набатом бьется сердце в его груди.

С губ сорвалось:

– Поцелуй меня…

Вышло жалобно, как мольба…

А слезы текли и текли. Пеленой застилая взгляд, оставляя соленый привкус на губах.

Ненависть, горечь, обида… Обещание отомстить. За себя, за Иштвана, за Горевски, вынужденного оставить меня одну, чтобы я смогла отыграть финальную сцену, за Марка, который отправил сюда, за Шторма, который посчитал, что эта цель оправдает все.

За Ровера, который еще долго не сможет смотреть мне в глаза. За Сои, ее мать, Шамира, всех тех, кто погиб за эти дни и еще успеет погибнуть.

За нас всех…

– Поцелуй меня! – прорыдала, цепляясь за него, пытаясь дотянуться до лица, вновь вызвать ту гримасу отвращения, что мелькнула едва заметной тенью.

Своего я добилась. Но разве могло быть иначе?!

– Заберите ее! – оторвав от себя, прорычал Исхантель кому-то за моей спиной.

Я дернулась обратно, крича, угрожая, захлебываясь слезами. Билась, пыталась добраться до того, кто держал, до второго, который намеревался перехватить. Тянулась укусить, впиться ногтями и царапать, царапать…

И откуда только взялись силы?!

Имей я возможность активировать нейродатчики…

Валанд знал, что некоторые рефлексы усмирить тяжело, подстраховался.