Не успел я вернуться домой, как пришлось снова выйти на улицу. Я хотел посмотреть, все ли мои родичи живы и здоровы. Больше всего я беспокоился о детях, потому что их дяди были в море и дети не знали, не унес ли их шторм.

Дождь все еще хлестал без передышки, и я был вынужден передвигаться от дома к дому прямо-таки на четвереньках. Как раз к тому времени, когда я снова оказался дома, рассвело и стало подсыхать. Я снял с себя одежду, добрался до кровати и тотчас же заснул.

Через два дня после этого происшествия люди на Бласкете собрались оплакивать утонувшего, но он, ко всеобщему изумлению, оказался дома. Пароход доставил его в Дангян вместе с нэвогом и сетями.

По всему королевству[134] разошлась весть о том, что случилось с человеком с Западного острова, и вскоре приехал представитель правительства, чтобы разузнать насчет пролива, по которому лодку унесло, когда она уже была в гавани у причала. Этот представитель сказал, что лишь трагическая случайность заставила рыбака, который был в такой тихой гавани, снова ее покинуть.

– Это, – сказал он, – случилось по неудачному стечению обстоятельств – что этот человек оказался последним, кто вошел в тот день в гавань.

Когда представитель уехал, вскоре взялись готовить все необходимое, и началась неустанная работа, чтобы сделать пролив как можно у́же и выгородить гавань защитной стенкой. С тех пор это место стало безопасным: если ты внутри, наружу тебя уже никак не вынесет, ни живым, ни мертвым. Долгое время там была хорошая занятость. Лично я заработал там пятнадцать фунтов, причем трудился только на поденной оплате и лишь в отдельные дни. Двое других моих соседей вкалывали там часто – каждый раз, когда в них была необходимость.

Чуть погодя, после того как работа завершилась, я и двое других рыбачили в один прекрасный вечер, и нам не надо было уходить далеко от дома. Так или иначе, рыбы нам попалось немного. Мы дошли до Белого пляжа и решили забросить сеть еще раз. Наши сети пробыли в воде недолго, как вдруг мы заметили, что в них что-то копошится. Я сказал двум остальным, что в сетях, наверно, тюлень и скоро он съест там всю макрель, но те не проявили никакого интереса к моим словам и пропустили замечание мимо ушей. Сразу же после человек на носу сказал, что в сети какой-то дьявол, потому что он тащит за собой и сеть, и лодку.

– Давай, – сказал он, обращаясь ко мне на корме, – тяни сети, не задерживай!

– Да я бы давно ее вытащил, если б не вы! – ответил я.

Не успели эти слова слететь у меня с языка, как тварь в сетях забеспокоилась и протащила нэвог вместе с сетями примерно милю пути. Этими своими стараниями она нас чуть не утопила, но, по счастью, на конце сети была веревка двадцать саженей длиной, хотя мне и пришлось выпустить все, что было в руке. Дальше не оставалось ничего другого, как только обрезать сеть, и это означало бы попросту конец для бедного рыбака. Человек на носу сказал мне снова вынимать сеть. Я так и поступил. Мы ухитрились втащить на борт часть невода – и в этот миг едва не позабыли родную речь!

Ночь была лунная, и когда мы увидели огромную бесформенную массу где-то за кормой нэвога, все трое посерели от ужаса, не имея ни малейшего понятия, что же нам делать. Человек на носу велел мне не отпускать сеть, потому как предпочел бы скорее утонуть, чем остаться без невода, и я должен был дергать его туда-сюда. Чудовище оказалось огромным. Вокруг него намоталось шесть сетей, а может, и семь, и когда оно ныряло, приходилось стравливать веревку, пока это нечто не добиралось до песчаного дна.

Вот так мы боролись с ним, пока не приблизились к причалу. Все это время у меня был раскрыт хороший нож, чтобы обрезать веревку, но он бы мне вряд ли помог, если бы чудовище разъярилось. Наконец мы достигли причала, где получили помощь от двух других нэвогов. Чудовище заполнило всю заводь у причала. Тогда человек на носу сказал, что надо зайти на чудовище так, чтобы он смог снять с него сети, покуда оно все еще плавает. У нас не было большого желания в этом ему помогать, поскольку мы сомневались, в своем ли он уме. Вскоре оно стало барахтаться в заводи – с такой силой, что залило водой всех вокруг. Его спинной плавник ударил о камень и отколол от него кусок, в котором было с полтонны веса. Когда чудище наконец вытащили на сухое место, оно напугало едва ли не до смерти всех, кто собрался у причала. Печень у него была такая, что жиру хватило бы, чтобы год освещать весь Остров. Снять с него сети – целая работа. После этого сетей у нас не осталось, а только веревки, изорванные и растрепанные. С тех пор мы трое уже никогда не были такими, как прежде: слишком большие на нашу долю выпали испытания, и мы бы непременно потонули, если бы не оказались так близко от берега.

Еще день мы провели, привязав нэвог к дорожному камню, и ловили рыбу на крючок. Скоро под нэвог заплыла акула и начала метаться туда-сюда, так что не было никакой возможности от нее избавиться.

Один из наших растянулся на банке и, конечно, ноги свесил за борт. Сам я был на корме и, взглянув в его сторону, увидел самую настоящую акулу с разинутой пастью, которая летела прямо на его ноги. Я заорал человеку, чтобы тот втянул ноги обратно. Он мигом их отдернул, а акула, промахнувшись, до половины выскочила из воды, и нас чуть было не потопило волной.

Пришлось разворачиваться и двигать к суше, а она преследовала нас, пока под нами не осталось две сажени воды. В этот день удачи нам больше не было, да и доброго расположения духа после всего этого не возникало еще неделю.

С тех пор я никогда не видал на поверхности воды чудовища, которое поселило бы у меня в сердце такой страх, как это. Часто после того большие лодки и нэвоги тонули – иногда ночью, а иногда и днем, – и люди так и не могли узнать, что с ними приключилось. Я твердо убежден, что это подобная гигантская тварь нападала на них и переворачивала кверху дном. Много всякого поджидает моряков в глубине.