Розенцвейг вернулся, и тут же к нему обратилась все более входящая в роль главной здесь женщины Майя.

— Чего ж вы не с нами решили остановиться? Места всем хватит. Посидим, пообедаем, за жизнь поболтаем.

— Нет, спасибо, — прижал он руку к сердцу. — Пообедаем, конечно, вместе и поужинаем, а отдыхать я буду в тишине, по-стариковски. Многовато для меня впечатлений…

— Придуряется наш Львович, — сказала Ляхову Майя, входя в облюбованную половину дома. В ней помещалась совершенно стандартная квартира для обер-офицера[36]. — Это ему-то впечатлений многовато? По-стариковски? Да на нем пушки из грязи таскать можно! Он вас обоих здоровее. А в кого сейчас играть собрался, я и не знаю. Вообще, как с тобой познакомилась, черт-те какая схема жизни происходит.

Майя, похоже, собралась сказать нечто или неприятное Вадиму, или даже для себя неожиданное, однако сдержалась.

— Ну, ты с Сергеем пойди посмотри, что там и как, а я себя немного в порядок приведу. Тут, я вижу, ванна есть… Третий день не мылась…

И тут же начала раздеваться, по обычной своей привычке разбрасывая пропыленную и пропотевшую одежду по всей комнате, пока Вадим включал газовую колонку и наполнял ей ванну.

В чужом шкафу она отыскала свежие простыни, наволочки, застелила широкую постель.

— Удивится, наверное, хозяйка, когда увидит, как я здесь покомандовала, — подошла к Ляхову, стала за спиной, прислонилась грудью к его спине. — А все равно хорошо. Мне с тобой везде хорошо, лучше даже, чем в Москве. Ты меня любишь? — и потерлась нежной гладкой щекой о его, обветренную и уже колючую.

— Куда ж деваться, — деликатно ушел он от прямого ответа. — Готово, погружайся.

Майя, изящно передернув бедрами, разоблачилась окончательно и опустилась в умеренно горячую, сдобренную ароматической солью воду.

— А я тебя просто так люблю и округлыми фразами не отделываюсь. Через полгода, если до дому доберемся, ты тоже как-то определишься, а не выйдет — тем более… Дай мне рюмочку коньяку или виски, я там в баре видела, и сигаретку. Расслабляться так расслабляться. Устала я зверски. Нет, после вчерашней прогулки уже отошла, еще и сегодня весь день могла бы по горам ходить. Вообще устала, за предыдущую жизнь. Так что это — прямо подарок судьбы…

Все равно она актерствовала, может быть, совсем чуть-чуть, но тем не менее.

Или иначе вообще не могла, или, в ее понимании, обстановка до сих пор не позволяла стать собой, и только собой.

Глазками поигрывала, плечиками подергивала, то одну, то другую грудь выставляя на обозрение из пышной пены. Хотя, казалось бы, что уж тут показывать, всё видели. Однако же — действовало, несмотря ни на что.

После третьего напоминания Майя согласилась вылезти из ванны, аки Афродита, и Вадим вытер ее обширным банным полотенцем.

— Ты давай это, одевайся. Время вышло. Зови Татьяну, на стол чего-нибудь покидайте. Перекусим — и за дело. А уж вечером…

— Все-таки это поразительно, — словно забыв о предыдущей теме, сказала Майя, облачаясь в белье из найденного в шкафу заклеенного пакета. — Распоряжаюсь тут, а настоящая хозяйка — рядом ходит. Вот, буквально, руку протяни. Сейчас как высунется: «Кто взял мои вещи?» Интересно, кто она такая?

— Можем посмотреть. — Вадим направился к комоду. — Тут наверняка где-то альбом фотографий есть. Как в каждом приличном доме.

— Не надо, не хочу! — вдруг испуганно вскрикнула Майя. — Не хочу. Боюсь почему-то. Возьми вон там пластинки лучше, поставь музыку. И иди ополоснись тоже.

— Смысла нет, потом, после работы… Обед же нужно собрать, люди ждут. Займитесь с Татьяной.

В ответ на его слова Майя звонко расхохоталась.

— Ну до чего ж ты иногда наивным бываешь! Кому он нужен, твой обед! Все расползлись по каморкам и занимаются каждый своим делом. Ужин — еще может быть. Хочешь — спорим, если хоть кто-нибудь заикнется об обеде или вообще нам в дверь постучит до вечера, я прямо и не знаю, что для тебя сделаю.

— Пусть по-твоему. — Есть Ляхову на самом деле не хотелось, да и психологически он ее правоту признавал.

— Тогда делай, что я сказала.

Под джазовую музыку Дюка Эллингтона они попили кофе с ликером в квартире неизвестного русского офицера — везде попадались газеты и книги именно на русском. Более же всего о национальности и, главное, характере хозяина свидетельствовала почти случайная находка.

На одежной полке в прихожей Ляхов увидел небрежно брошенный широкий кожаный ремень со старомодной, тоже из натуральной кожи кобурой. Так бывает, когда человек вернулся домой, распоясался, снял сапоги, рассчитывая чуть позже все разложить и расставить по своим местам. Но — не успел.

А внутри кобуры находился почти новый наган.

То есть новый он был только на вид, а слева на рамке отчетливое клеймо сообщало:

«Тульский импер. Петра велик. оруж. завод 1951».

И сразу Вадим испытал к хозяину совершенно братское чувство. Наверняка здесь жил спортсмен. Родственная душа.

Он и сам ведь такой же. Кому еще придет в голову в нынешние времена носить наган на поясе, а не хранить, если имеешь, в витрине или на стене, в окружении другого раритетного оружия?

Только тот, кто увлекается спортивной стрельбой, знает, что стрелять в цель и попадать правильно можно только из надежного револьвера. Все остальное — от лукавого.

Там, где затворная рама дергается с грохотом, отдача бросает руку вверх и вниз — толковой стрельбы не выйдет. А наган — это вещь!

Повертев его в руках, Ляхов решил взять револьвер себе на память. Вдруг он окажется приносящим удачу талисманом?

Жаль только, что кроме семи патронов в барабане имелось всего столько же в карманчике под клапаном кобуры. Ну, так не воевать же ему с этим револьвером, а только для коллекции.

Вот, кстати, начало и положено тому, о чем они говорили в машине с Розенцвейгом.

Он еще держал превосходную железку (до чего грамотно сделан изгиб рукоятки, и спусковую скобу, и барабан с долами и вырезами, и все остальное просто приятно ощупывать пальцами) в руке, думая о своем, а Майя вдруг обняла его, начала целовать удивительно легко и нежно.

Совсем непохоже на себя обычную.

Такая удивительная получилась близость, что никому не хотелось ее же — телесной в полном смысле. И без того хорошо.

Майя угадала. За стеной, где в такой точно квартире остались вдвоем Тарханов с Татьяной, никому о совместном застолье тоже не думалось.

Татьяна была настроена, не рассуждая ни о чем сложном и наукообразном, лечь в постель, но вот Сергей к этому был не готов.