Поппи села на кровать и кокетливо закусила согнутый пальчик.

«Любая другая в такой позе выглядела бы дурой», — подумал Брайан. Но перед ним была его Поппи, прелестная женщина-дитя, которую он страстно желал. Брайан включил плеер, который ради этого случая вытащил из домашнего комода, нашел «Песни для свингующих любовников!», выбрал «Рядом с тобой я чувствую себя таким молодым» и нажал кнопку воспроизведения.

«Фу! — подумала Поппи. — Опять этот дохлый лох Синатра!»

Когда Поппи удалилась в ванную, Брайан лег на кровать и поправил халат так, чтобы обнаженными остались только бледные лодыжки. На пятках у него были мозоли и натоптыши, и потому тапочки он решил не снимать.

Поппи вышла из ванной полностью обнаженной, не считая цветка в волосах. Перед тем как выключить свет, она на секунду повернулась в профиль, продемонстрировав слегка набухший животик.

«Интересно, доказано ли научно, что человек разумный действительно способен умереть из-за переизбытка любви? Если это так, то я почти покойник», — думал Брайан.

Поппи же, сцепив зубы, повторяла про себя: «Давай, Поппи, давай, девочка, все кончится через пять минут. Закрой глаза и представь себе Брайана-младшего».

Когда короткая постельная возня завершилась и Брайан перевернулся на спину, хватая ртом воздух, Поппи посмотрела на него сверху вниз и нашла, что он похож на перекормленного задыхающегося китайского карпа, но вслух сказала:

— Ух ты! Потрясающе! Супер! Сплошной восторг!

«Ева никогда так не хвалила меня, как Поппи», — отметил про себя Брайан.

Поппи перелезла через него и скрылась в ванной. Он услышал, как включился душ, и на секунду задумался, а не присоединиться ли к малышке. Но колени в последнее время частенько его подводили, и не было уверенности, что удастся перешагнуть через бортик ванны. Брайан винил во всем артрит, так как артритом страдали все Боберы без исключения.

Поппи долго не выходила. Она сидела в ванне и наблюдала, как горячая вода, закручиваясь, исчезает в сливе.

Когда она вернулась, Брайан уже крепко спал. В его бумажнике она нашла двести пятьдесят фунтов, а на странице с личными данными в ежедневнике обнаружила пин-код к банковской карте. Проверив карманы брюк и пиджака, выудила оттуда семь фунтов тридцать девять пенсов мелочью и телефон. Проглядела несколько снятых Брайаном фотографий — в основном скучные звезды и планеты. Но был там и снимок Брайана с женой и детьми на фоне огромной ракеты.

Брайан и близнецы выглядели полными придурками, но Ева лучилась красотой. В горле Поппи встал ком. Она знала, что вовсе не так красива и знаменита, как Ева, зато обладает достоинством, которого у Евы больше никогда не будет, — молодостью. Кожа у нее гладкая и упругая, и, чтобы к ней прикасаться, мужчины вроде Брайана готовы платить большие деньги.

Одеваясь, Поппи составила план. Взяла карандаш и гостиничный блокнот и села за стол, чтобы записать все по пунктам.

Начать ходить на лекции.

Продавать себя мужчинам постарше.

Соблазнить женатого лектора, через месяц сообщить ему о беременности.

Принимать платежи от всех папаш на сопровождение беременности.

Когда подойдет время родов, полететь отдыхать в Таиланд.

Родить ребенка.

Продать ребенка.

Вернуться в трауре.

Показать фото мертвого младенца всем троим любовникам.

Одевшись и снова сунув цветок за ухо, Поппи разблокировала телефон Брайана и набрала сообщение:

Дорогой Брайан, взяла твои деньги, чтобы купить малышу одежду и пр. Пришлось спешно уйти, надо еще написать эссе о роли Леонарда Коэна в поствьетнамской депрессии в Америке.

Давай снова встретимся, чем раньше, тем лучше? Как говорят янки, уже скучаю за тобой.

С любовью, твоя малышка Поппи.

Р. S. Взяла твою банковскую карточку, чтобы заплатить за такси.

Александр слышал вой полицейской сирены, но продолжал рисовать. Солнце должно было вот-вот взойти над дальним концом кукурузного поля. Он сдался еще до того, как толком приступил. Очарование кукурузы, чуть подрагивающей под легким ветерком, было слишком эфемерным, чтобы перенести его акварельной краской на бумагу.

Прошел почти час, прежде чем Александр прервался. Он развернул пакет с бутербродами с сыром и отвинтил крышку термоса. И почему у кофе приятнее запах, чем вкус?

Жуя, Александр осознал, что счастлив. Дети здоровы, у него не осталось серьезных долгов, картины начали продаваться — потихоньку. И теперь, без дредов, он мог зайти в магазин без опасения, что продавец зависнет над тревожной кнопкой.

Александр заставлял себя не думать о Еве, которую не видел целую вечность.

Они с Евой никогда не сидели вместе за столом, обедая. Не танцевали. Он не знал, какая у нее любимая песня, и никогда уже не узнает.

Руби радовалась, что может поговорить со Стэнли. Недавно она поделилась с ним новостями про усиливающееся безумие Евы — та целыми днями пела, декламировала стихи и составляла списки. А сегодня Руби рассказала, что Ева решила заколотить дверь, оставив только окошечко для передачи еды и воды.

— Не хочу вас пугать, Руби, но это очень похоже на сумасшествие.

Питер забил дверь. В процессе замуровывания Ева передавала ему гвозди. К возвращению Руби, отлучавшейся на чай к Стэнли, дело было сделано.

Теперь Еве оставалось только перебирать свои воспоминания и ждать, возымеет ли кто-нибудь желание поддерживать в ней жизнь.

В комнату проникала узкая полоска света из неровно заколоченного досками окна. Лучик упирался в противоположную стену. Ева лежала в постели и смотрела, как меняется свет. Перед самым закатом он становился радугой из оранжевого, желтого и розового. У сладостей те же цвета. Этот солнечный проблеск значил для нее все. Ева сама поместила его сюда и теперь боялась, что кто-то его заберет.

Ей хотелось стать ребенком и прожить жизнь заново. Из рассказов Руби Ева сделала вывод, что ее младенчество было невеселым — если малышка плакала, ее не утешали, а относили в дальний конец сада. Когда близнецы только родились, Руби поучала:

— Не бери их на руки, если развопятся, ты их только избалуешь, а капризулям с самого начала нужно внушить, кто здесь босс.

Когда бы Ева ни пыталась приласкать близнецов, их маленькие тельца напрягались, а две пары глаз настороженно смотрели на мать без тени улыбки.

Во внешнем мире первая страница «Сан» гласила: «Ева голодает!», а в статье была выделена цитата:

Миссис Джули Эппингем, 39, сообщила: «Увидев ее в последний раз, я пришла в ужас. Она явно страдает анорексией. Представьте, Ева не стала говорить со мной и не захотела посмотреть на моего новорожденного малыша. Она, безусловно, нуждается в медицинской помощи».