— Праздник есть, вот поэтому и проведем его… Предлагаю не рассказывать об этом читателям, пусть мучаются в догадках, а вот о том, что было после Новогодней ночи…

Вишневый мини-вэн плавно скользил по улицам Денпасара, стараясь не задевать раздувшимися боками, а еще опаснее, ушами — боковыми зеркалами, — мотоциклистов. Они мелькали справа и слева, а на перекрестках так зажимали с двух сторон «вишенку», что, казалось, та уменьшалась в размерах, как под прессом. Катя не могла привыкнуть к тому, что на здешних дорогах тесно. Но других способов передвижения по улицам этого городка пока не было.

— Буди, а почему мы опять выехали только к вечеру? Я раньше думала, что все хорошие дела начинаются с утра.

— Правильно думала. Вот поэтому мы и отправились в путь сейчас, чтобы завтра, на рассвете, подняться к богам…

— А на чем будем подниматься? На аэроплане?

— Нет, пешком…

— Гулять по облакам?

— Очень точно ты сказала, именно «гулять по облакам»…

Ему позвонили по телефону, и, чтобы не мешать разговору, Катя начала разглядывать улицы. Одноэтажные здания весело подмигивали ей окнами из-за красочных плакатов, которыми были завешены с головы до ног. А вот даже радушно помахали длинным шестом[238], согнувшимся под тяжестью гирлянд из цветов и пальмовых листьев. А за этим шестом — еще несколько, они выстроились в ряд, как на карауле. Тоже, наверное, отгоняют злых духов — здесь все только этим и занимаются. Надо бы спросить у Буди, но он занят — разговаривает по-английски, скорее всего, с работы звонят. Надо же, как походят эти шесты на подвески-колокольчики, которые по Катиному эскизу пришили на красные русские сапожки. Эти колокольчики вот так же свободно висели на длинных кожаных жгутах и, словно живые, мелодично раскачивались и позванивали. Правда, тогда, на показе, кроме Кати, их перезвона больше никто не слышал.

— Через пять дней мне нужно быть в Лондоне, — Буди захлопнул крышку телефона и вставил его в висевшую подставку. — Заканчивается мой отпуск…

— Так у тебя сейчас отпуск? А я думала — ты прогуливаешь…

— Прогуливают уроки в школе или лекции — в институте. А на работе это уже не пройдет, там — более строгие порядки.

— Вообще-то и мне тоже нужно возвращаться в свой Дом моделей…

— Катя, а ты никогда не хотела открыть свой бизнес?

— Думала… Но для этого нужна очень сильная финансовая поддержка…

Дома вдоль дороги потихоньку начали редеть, и вскоре машина нырнула в лес. Странно было видеть деревья, которые росли высоко над головой. И потому верхушки этих исполинов казались недосягаемыми — они полностью закрывали густыми кронами небо, и только кое-где между зелеными листьями пробивалась синева. А такое впечатление создавалось потому, что среди этого непроходимого леса люди прорубили дорогу на несколько метров в глубину. Так что создавалось впечатление, будто прошел здесь великан и своим острым ножом ровненько поддел пласты земли, чтобы по дну этого среза ехали сейчас Катя и Буди.

Такого зеленого цвета, как на Бали, Катя нигде еще не видела. Это был совершенно другой, не такой, как в России, цвет. Казалось, что в палитру, наполненную темной насыщенно-зеленой и очень густой краской, добавил художник жемчужины утренней росы, а может быть, и настоящие слезы прекрасных дев, причем, слезы не печали, а — радости. И взмахнул этот художник кистью, и брызнули на деревья и на траву капли этой необычной краски, превращая свежую зелень в настоящее сочно-зеленое чудо с гладкой, будто отполированной, поверхностью.

— Если бы ты серьезно думала об этом, если бы сильно хотела… Ведь деньги — это не самое главное. Они всегда найдутся для доброго дела… — Буди замолчал, словно раздумывая о чем-то. — Если есть мечта — нужно пробивать ей дорогу…

— Вот так, как здесь пробили трассу через джунгли? Буди, я пригляделась — а ведь на срезах не рыхлая земля, а какая-то твердая порода, да?

— Да, Катя. Но это еще — не такие уж и джунгли… Было бы опасно ездить между размытыми дождями земляными валами… Торить дорогу всегда тяжело. Легче — ездить по уже проложенной…

— Да, я это знаю. И легче жить на готовеньком, чем самому зарабатывать деньги…

— Кстати, о деньгах… Вижу, уже привыкла ежедневно видеть Еаруду — и на монетах, и на купюрах?

— Да, спасибо за прекрасный ночной спектакль. Сейчас никто ко мне не приходит во сне со страшилками, вижу сны, наоборот, очень даже приятные… Буди, на ваших бумажных деньгах изображены портреты людей… Это — национальные герои?

— Да. А почему ты спросила об этом?

— У Еермана Арнольдовича я видела на южно-африканской купюре портрет нидерландца Яна ван Рибека… А папа еще и сказал, что есть у африканцев и марка в честь этого… колонизатора…

— Я думаю, в этом случае африканцы благодарны Яну ван Рибеку за то, что он, основав форт Капштадт, по сути, и открыл Африку для международных контактов. Посмотри, во что превратилась маленькая продовольственная база для обеспечения кораблей Еолландской Ост-Индской компании — во всемирно известный мегаполис Кейптаун, центр бизнеса, культуры и спорта!

— Ладно, я поняла… Ты защищаешь колонизатора… А у вас есть такие герои? Печатаете ли и вы на своих деньгах портреты завоевателей?

— А я этот вопрос переформулирую: а вы, русские, случайно, не печатаете на индонезийских рупиях портреты нидерландцев? — Буди, выстроив такую фразу, взглянул на Катю, чтобы уловить промелькнувшее на ее лице удивление.

— А мы здесь при чем?

Он так и думал: Катя об этом не знала.

— Я имею в виду то, что и дизайн, и печать наших денег сделаны в России, конкретно — в Питере.

— Буди, вот в это я не поверю… Ты уже начинаешь фантазировать…

— Катя, я говорю совершенно серьезно, просто ты далека от этой сферы, поэтому не знаешь, что наши рупии печатаются в двух шагах от твоего дома. Российское Объединение «Гознак» уже не первый раз выигрывает наш тендер…

— Хочешь сказать, что индонезийские деньги печатают в России?

— Если поточнее, то эта услуга называется «поставка банковской бумаги»… А знаешь, кто претендовал на победу в тендере? Америка, Германия, Великобритания, Франция, Италия, Южная Корея и… кто еще, догадайся с первого раза!