Тэйт вмиг потеряла самообладание и согнулась пополам, едва не надорвав живот от смеха над моей шуткой.

– Я не позволю, чтоб из моей магнитолы орало это дерьмо! – выпалила она, давясь смехом.

– Еще как позволишь, – пригрозил я.

Но тут мы отбросили разговоры и выпрямились. Зак, ведущий гонок, вышел на трек в компании двух гонщиков – точнее, команд – и закашлялся.

Сложив руки в рупор, он прокричал, сотрясая ночной воздух:

– Да. Начнутся. Игры!

Мы с Фэллон улыбнулись друг другу.

И пусть они никогда не заканчиваются.

Раскат грома прокатился по ночному небу над домом, и я открыл глаза. Грохот стих. Я заморгал и увидел, что за окном сверкают молнии.

Фэллон мирно посапывала рядом в шортиках и зеленой футболке. Она сбросила с себя одеяло, и я давно подметил, что эта черта у нас общая: я тоже так делал. Нам обоим становилось жарко во сне.

У нее оказалось много причуд. Я постепенно узнавал их и надеялся, что мои пунктики тоже ее не раздражают.

Ее шея была покрыта капельками пота, которые поблескивали при вспышках молний. Она приоткрыла рот во сне и тут же закрыла. Футболка немного задралась, и я мог видеть тонкую полоску ее живота. Фэллон спала с совершенно невинным выражением на красивом лице.

Едва взглянув на нее, я ощутил желание. После гонки мы уже один раз атаковали друг друга. Джаред с Тэйт и мы с Фэллон поехали домой сразу после заезда, дружно пропустив посиделки у костра. Они пошли к себе в комнату, а мы направились в нашу.

А теперь Фэллон убила бы меня на месте, если бы я разбудил ее и потребовал секса. Я на ее месте поступил бы точно так же. Она невероятно устала.

Глубоко вздохнув, я отбросил одеяло, встал с кровати, натянул пижамные штаны и вышел как можно скорее. Чем тверже становился мой член, тем быстрее исчезало желание уважать ее покой.

Так что я предпочел уйти.

По дороге разминая пальцы, я спустился в подвал. Я не играл уже много месяцев, и руки поотвыкли. Кончики пальцев коснулись прохладных клавиш.

Меня не захватывала игра на пианино, но свое умение играть я ценил. У каждого свои способы избавляться от стресса, даже если он вызван сексуальной неудовлетворенностью, как в моем случае.

Выдвинув скамейку, я сел за инструмент, семейную реликвию, огромное, отлично сохранившееся пианино 1921 года выпуска. И заиграл Дворжака.

Пальцы забегали по клавишам, воспроизводя ноты, которые играли годами. Я знал не так уж много композиций, предпочитая довести исполнение каждого произведения до совершенства. А когда запоминал до автоматизма, придумывал собственные интерпретации. То ускорял темп, то замедлял, по-своему расставлял акценты…

Мне нравилось быть свободным, исследовать и рисковать.

То же самое можно сказать о том, как Фэллон каталась на скейте. Катание доставляло ей особое удовольствие, когда она гоняла в одиночестве, предоставленная самой себе.

Я почувствовал голыми плечами прикосновение прохладной кожи и выпрямился, отрываясь от клавиш.

– Эдди рассказала, что ты приходил сюда играть ночами, – Фэллон положила подбородок мне на голову. – Почему ты просто не поднял пианино наверх?

Я взял ее за руки.

– Есть вещи, которыми приятнее заниматься в одиночестве.

– Ох, – тихонько вздохнула Фэллон. – Извини, что помешала.

Она сделала шаг назад.

– Нет, я не это хотел сказать, – обернувшись, я снова притянул ее к себе и усадил на колени. – Я имел в виду, что отца не должно было быть поблизости. Мне нравится играть. Просто я не хочу, чтобы меня заставляли.

Она наклонилась ко мне, устроилась удобнее у меня на коленях и посмотрела на клавиши.

– Ты играл печальную мелодию.

– Лучшая музыка всегда грустная, – прошептал я ей на ухо. – Хоть я и счастлив.

Она аккуратно провела рукой по клавишам, откинувшись мне на плечо.

– Думаю, нам стоит заняться танцами вместе с Джаредом и Тэйт. Это было бы весело, – она потянулась вверх и чмокнула меня в подбородок. – Я все еще не могу поверить, что он проиграл.

Я содрогнулся от беззвучного смеха.

– Он поддался. Ты ведь это понимаешь?

– Ни капли он не поддавался, – настаивала Фэллон. – Тэйт была великолепна. И…

Я укусил ее за шею, и она тихонько застонала, остановившись на полуслове. Я целовал ее в шею, и все тело напрягалось от одного только ее запаха. Придерживая Фэллон за живот, я развел колени в стороны, одновременно раздвигая ей ноги. Продолжая обнимать рукой и целовать в шею, свободной рукой я проскользнул ей в пижамные шорты.

– А ты, как всегда, уже готова, – выдохнул я, почувствовав влагу у нее между ног.

Я целовал щеку, затем перешел к уху. Тепло разлилось по всему телу и достигло члена. Я стал ласкать ее, обводя пальцами клитор, буквально ощущая, как он набухает.

Она подняла руку и обхватила меня сзади за затылок.

– Завтра, как только вернемся домой с прогулки, – заговорила она, тяжело дыша, – нужно попытаться перенести пианино на первый этаж. Может, придется попросить помочь твоих друзей?

Серьезно, она хочет поговорить об этом сейчас? Завтра мы собирались забрать Лукаса и совершить небольшой поход, но сейчас я не мог думать ни о чем, кроме нее.

Когда она поняла, что я не собираюсь останавливаться, то умоляющим тоном спросила:

– Пожалуйста!

Рука, которой я обнимал ее, проскользнула под футболку.

– При одном условии, – я прильнул к ее губам и запечатлел короткий, но страстный поцелуй. – Твоя рампа тоже отправляется наверх.

Она терлась о меня бедрами, и я закрыл глаза. Наслаждение захлестнуло меня.

– Не думаю, что Джейсон и Кэтрин оценят по достоинству появление такой штуки в гостиной.

Ее голос слабел. Меня это возбуждало.

– Ну и прекрасно, – ответил я. – Потому что это больше не их гостиная. Дом теперь наш, не забыла?

– Да, но они по-прежнему здесь живут.

Разумеется, она была права. В планах на будущее ничего не изменилось. Следующей весной, когда Джекс окончит школу, Кэтрин должна будет перебраться сюда. Но по документам дом принадлежал нам, так что меня это не особо заботило.

Фэллон продолжала медленно тереться о мой член. Я же проник пальцами в ее лоно.

– Хорошо, – она сдалась, – рампу тоже заберем наверх. Все будут просто в восторге, – саркастично добавила она.

Я вынул руку из ее шортов и задрал футболку.

– Было бы гораздо веселее, если бы ты сняла футболку, – сказал я, стягивая ее через голову.