Высотные здания, построенные в Москве в середине XX века, в художественном и стилистическом отношении являются венцом советского архитектурного стиля своей эпохи. Имеют ли они некий скрытый смысл? Несут ли своеобразный социально-культурный код времени? Для кого строились высотные дворцы и что должны чувствовать люди, смотрящие на них со стороны?

Пожалуй, ответы следует искать в анализе самых различных областей культурного знания. История цивилизации позволяет проследить общие черты, которые объединяли разные империи в периоды их зарождения, наивысшего расцвета и заката. Еще не существовало империи, которой удалось бы избежать гибели. Марксистско-ленинская философия хорошо объясняла причины этого. Энгельс, в частности, писал, что с диалектической точки зрения жизнь есть процесс умирания, который однажды неизбежно приходит к разрешению. И мы, на примере истории, убеждаемся в том, что этот непреложный закон действует не только для живых, но и для общественных организмов.

Каждая великая эпоха из известных нам сегодня эпох стремилась оставить монументальную память о своих наивысших достижениях. Каждая империя, достигнув расцвета, старалась зафиксировать для потомков этот эпизод своего мимолетного величия. Безусловно, высотные здания сталинской Москвы – одно из таких посланий, воплощенных в металле и камне великим Советским Союзом. Да, когда-то высотки были дворцами элиты, однако современная элита предпочитает новые дворцы. Раньше высотки настораживали нас, кого-то даже пугали. Однако сегодня мы сроднились с этими зданиями, мы уже не представляем себе столицу без их остроконечных шпилей, без их величественного декора. И они, в свою очередь, стали для нас гораздо доступнее. «Дьявол тоталитаризма» уже давно изгнан из их стен, десять лет оттепели, двадцать лет застоя, двадцать лет перестройки и нового времени – срок вполне достаточный для этого. Сегодня, если захочется, можно даже зайти внутрь, благо для этого можно найти самые различные предлоги. В XXI веке мы привычно смотрим на сталинские высотки как на произведения монументального искусства, которые, как и все памятники, требуют заботы и бережного отношения.

«Сталинская архитектура» была связана с именем И.В. Сталина не только своим названием, но и идейно-художественным содержанием. Вскоре после его смерти, уже в 1954 году, в Большом Кремлевском дворце было созвано специальное Всесоюзное совещание строителей и архитекторов, где на первый план поставили новые задачи – снижение стоимости строительства и резкое увеличение количественных его показателей. Основным путем решения этих задач были выдвинуты индустриализация строительства и связанная с ним типизация проектирования. Затем, в 1955 году, последовало постановление ЦК КПСС и СМ СССР об устранении излишеств, что повлекло коренное изменение направленности в архитектуре. Подверглись резкой критике «…украшательство, недооценка архитекторами вопросов удобства, техники, экономики, типового проектирования». Между тем, и тому есть подтверждения в литературе (Передовая строительная техника / Под общ. ред. Б.М. Скорова. М., 1952), в первой половине 50-х в СССР была создана индустриальная база для рывка в строительстве: если бы оказалось в запасе еще несколько лет, можно было бы наблюдать его результаты – качественное и удобное жилье, которое не требовалось бы впоследствии сносить или реконструировать. От литературы 1954–1956 годов остается впечатление, что немногие в ту пору реально представляли себе, насколько сильно изменится стиль и как далеко зайдет борьба с излишествами. Ведь серьезный разговор об обобщении значительного практического опыта ансамблевой застройки зашел только в конце 40-х – начале 50-х. Правда, и закончился очень быстро – какие же могут быть ансамбли в эпоху типовых пятиэтажек.

Кризис советской классической архитектуры, наметившийся в 50-х годах, отчасти был вызван теми же причинами, которые двумя десятилетиями ранее привели к закату конструктивизма. Метод и стиль для многих зодчих начал выходить в тираж, становиться техникой. Зацикленность в воспроизводстве определенных форм и деталей, явное, порой абсурдное злоупотребление определенным набором одних и тех же объемных построений должны были вызвать и вызывали справедливую критику. Появился ряд опасных архитектурных штампов. Они тем более были вредны, что дискредитировали большое и важное дело – создание целостной архитектуры многоэтажных домов. Авторы новых проектов вместо того, чтобы творчески решать возникающие проблемы, предпочитали копировать формы домов, получивших признание общественности и власти, не без основания полагая, что это обеспечит успех и их собственной работе. Подобное копирование зачастую рождалось не в стремлении развить положительные качества копируемого образца, а различными конъюнктурными соображениями. И вот как у нас порой бывает, начав с осуждения отдельных стилистических перекосов, скоро и от стиля не оставили камня на камне. Впрочем, в отличие от ситуации 30-х годов, новая ситуация оказалась гораздо сложнее. В 30-х годах, отменив конструктивизм, власть ясно озвучила дальнейший путь поисков архитектурного образа. В середине 50-х новая власть не предложила архитекторам ничего, создав иллюзию полной свободы творчества. Эта свобода породила идеологический и эстетический вакуум. Ведущие представители советской архитектурной иерархии снова, как двадцать лет назад, отправлялись за границу в поисках образов для оформления светлого будущего. Теперь уже заказ власти был другим – копировалось интернациональное, обезличенное, модернистское…

Всегда ли архитекторы были повинны в нерациональной трате средств? Ведь зачастую привнесения в проекты излишеств требовали именно заказчики, партийные и государственные чиновники, заставлявшие авторские коллективы использовать в интерьерах больше орнаментов, лепки, позолоты… Эти атрибуты имперского стиля создавали атмосферу триумфальности и торжественности, способную передать эстетику сталинской эпохи побед и свершений. И архитекторы выполняли указания заказчиков. А многие и самостоятельно стремились решать свои проекты подобным образом – ведь помпезность в соцреалистическом стиле поощрялась, сулила признание и награды. В хрущевские времена те же самые чиновники, выслуживаясь уже перед новым начальством, переложили собственную вину на архитекторов и бичевали их. Получилось, что партия в очередной раз «ошибалась», «раскаялась» и призвала к тому остальных. Кто не хотел – того заставили. Но в каких грехах должны были раскаиваться люди, которых все это время вела партия?

Архитектура знает прекрасные ансамбли, исторически складывавшиеся на протяжении длительного времени, в которых стержневая градостроительная идея последовательно получала свое развитие на протяжении столетий. Архитектурный замысел, словно своеобразная эстафета, переходил от одного и околения строителей к другому, будучи ими глубоко осознан как общая конечная цель. В советской архитектурной действительности эта эстафета оказалась прервана новой властью из политических соображений, причем сделано это было насильственно и вполне осознанно. Парадокс был в том, что присутствовавшим на памятном Всесоюзном совещании строителей и архитекторов было совершенно ясно, что происходит. За словосочетаниями вроде «архитектурные украшательства и излишества» вставали образы совершенно реальных монументальных объектов, выполненных присутствовавшими в зале авторами. Высотные дворцы и станции метро строились на века, они проектировались на десятки и сотни лет как памятники вождю и его эпохе. Еще год назад, в 1953-м, об этом говорили и писали практически все! Но Сталин умер, с его смертью начался новый этап жесткой внутрипартийной борьбы за абсолютную власть, борьбы, которая требовала ярких и убедительных акций, новых популистских слоганов. Те, кто были дальновиднее, естественно, и при жизни Сталина понимали, что его эпоха не будет длиться вечно. Зрелые мастера, такие как Л.В. Руднев или Б.М. Иофан, уже знали цену своим словам и делам. Работая больше над индивидуальными проектами, они пользовались возможностью не высказывать отчетливо своего мнения, так что порой смысл их оценок уловить было трудно, не выступали они и в печати с оценкой основных явлений архитектурной жизни.