Это вызвало возмущение традиционного избирателя левых, но лидеры парламентских партий не слишком горевали. Все равно эти люди никуда не денутся. Не станут же они голосовать за правых! А профсоюзы оставались под жестким контролем партийной бюрократии.

«Левые правительства» оказались во многих странах правее консерваторов. Во Франции именно социалисты развернули массовую приватизацию. В Германии именно социал-демократы предприняли систематическую атаку на основы социального государства.

Голосование против Европейской Конституции во Франции и выборы в германской земле Северный Рейн — Вестфалия оказались историческим рубежом. Начался массовый уход активистов из партии Шредера. Ропот недовольства перерос в открытый бунт. Уходили не только представители левого крыла, но просто люди, для которых слова «социал-демократия» хоть что-то значат. Уходили профсоюзные функционеры, оскорбленные антирабочей политикой «своего» кабинета.

Массовое дезертирство из социал-демократических партий имело место и раньше. Но на сей раз недовольным было куда идти. Бунтовщики создали движение с труднопроизносимым названием «Избирательная альтернатива за труд и социальную справедливость» (Die Wahlalternative fuer Arbeit und soziale Gerechtigkeit — WASG). После некоторых колебаний его решился возглавить Оскар Лафонтен. На выборах в земле Северный Рейн — Вестфалия «Избирательная альтернатива» набрала чуть более 2 % голосов, что нельзя было считать большим успехом. Зато рейтинг «официальной» социал-демократической партии просто рухнул.

В этих условиях Герхард Шредер решился пойти ва-банк, добившись досрочных выборов. Расчет был на то, что WASG не успеет за оставшиеся два-три месяца сорганизоваться, что выходцы из западных земель, составляющие ее ядро, никогда не договорятся с восточными немцами из посткоммунистической ПДС.

Расчет оказался не просто ошибочным, а самоубийственным. Обе группировки левых в спешном порядке объединились. ПДС переименовалась в Левую партию (Linkspartei) и открыла свои списки для кандидатов WASG. Слабостью ПДС всегда было именно то, что одновременно являлось ее главной силой: прочная связь партии с традициями, интересами и культурой восточных земель объединенной Германии. Численность WASG гораздо меньше, чем у ПДС, однако теперь у левой политики появилось новое измерение. Сторонники WASG были зачастую куда активнее, а главное, являлись носителями другой политической культуры и повестки дня, сформировавшейся на Западе. «Восточная» и «западная» культура встретились. Результатом стал бурный рост поддержки в обеих частях страны.

По признанию либерального еженедельника «Focus», соотношение политических сил в 2005 году свидетельствовало, что Германия остается «расколотой нацией».[343]Превращаясь на деле, а не только на бумаге, в общегерманскую партию, ПДС не отказывалась от защиты специфических интересов Востока, поскольку решение проблем этой «внутренней периферии» невозможно на основе неолиберальных методов. Как отмечала газета «Neues Deutschland», результатом политики свободного рынка на востоке стала «блокировка развития» (Entwicklungsblokade).[344]Чтобы положение дел на Востоке кардинально изменилось, в масштабах всей Германии нужна была принципиально иная экономическая политика, направленная на поощрение регионального развития, рост общественного сектора и создание рабочих мест. И не просто на увеличение занятости любой ценой, а на организацию новых предприятий, эффективных и общественно необходимых. Такую политику, по вполне понятным идеологическим причинам, могли предложить только социалисты.

Этим, впрочем, значение немецкой Левой партии не исчерпывается. Массовый уход профсоюзных активистов и функционеров от Шредера знаменует исторический разрыв между перешедшей на позиции неолиберализма социал-демократией и организованным рабочим движением. В такой ситуации проект Блэра-Шредера теряет смысл.

Хотя успех Левой партии в подобных условиях был гарантирован, что отнюдь Не означало, что были разрешены проблемы и противоречия, приведшие в начале 2000-х годов к кризису ПДС. Участие в земельных правительствах Восточной Германии по-прежнему не имело никакой стратегической перспективы, скорее деморализуя активистов, нежели создавая политические плацдармы. Различные группировки несколько смягчили свою полемику, но были весьма далеки от примирения. Конкретная программа социалистических преобразований заменялась набором красивых лозунгов и общих тезисов, дополнявшихся прагматическими предложениями по конкретным вопросам. Партия получала поддержку масс, когда говорила истеблишменту «нет», но чем больше была ее массовая поддержка, тем сильнее становился соблазн «конструктивного сотрудничества». И все же избиратель готов был все простить левым, лишь бы наказать социал-демократов. Обновленная партия вызывала новые надежды. Даже многие из тех, кто в 2002–2004 годах вышел из ПДС, возвращались.

Для политических радикалов появление новой партии оказалось неожиданным и болезненным вызовом. Представители многочисленных ультралевых сект очень убедительно рассуждали об оппортунизме ПДС, но их собственная безгрешность гарантировалась добровольным отказом от любой практической деятельности.

За прошедшие полтора десятилетия левые привыкли к поражениям. Они боятся победить, боятся ответственности. И каждый раз, когда политики из ПДС демонстрируют соглашательство по отношению к правящему классу, радикалы испытывают нечто вроде интеллектуального оргазма. Ведь соглашательство реформистов становится безупречным моральным алиби для ничегонеделания самопровозглашенных революционеров. Можно продолжать свое комфортное существование на обочине системы, удовлетворяя себя приятными идейными дискуссиями и ритуальным участием в демонстрациях, которые ничего не меняют.

Ультралевые в очередной раз показали свою неадекватность. Точно так же, как для представителей «нового реализма» 1990-х годов электоральный «успех» сделался самоцелью, для их сектантских антиподов любое стремление к успеху становилось равнозначно греху, оппортунизму, предательству. Неудача становилась для наших героев критерием революционной принципиальности.

Они боятся выйти из гетто, боятся участвовать в массовой политике, боятся иметь дело не с отдельными идеологически перевоспитанными рабочими, а с реальным рабочим классом (со всеми его недостатками и предрассудками). Боятся трудных и конкретных вопросов, ответы на которые никогда не найдешь в готовом виде, полистав биографию революционеров прошлого столетия.

Выборы 2005 года в Германии: начало новой эпохи

Взаимоотношения между германской социал-демократией и ее избирателями напоминают семью с периодически загуливающим мужем. Всякий раз, возвращаясь домой после пьянки, муж извиняется, клянется, что подобное больше не повторится, и получает прощение. Затем все повторяется снова и снова.

Находясь у власти, правительство Герхарда Шредера проводило жесткую правую политику. Социальное государство, основания которого были заложены еще во времена Бисмарка, систематически демонтировалось, права трудящихся отменялись, Ни одно правое правительство не решалось осуществлять неолиберальный курс столь последовательно и бескомпромиссно, как социал-демократ Шредер в Германии и его коллега Блэр в Британии. Однако когда доходило до выборов, социал-демократы внезапно обрушивали на обескураженного избирателя ушаты левой риторики. Сердца граждан смягчались, и они возвращали канцлеру свое доверие.