Но она не шевельнулась. Вместо этого она улыбнулась, и эта легкая призрачная улыбка туго натянула кожу на ее скулах, придавая ей вид мертвой головы с пламенеющими глазами.

— Потому что эта женщина была приведена к нам волей Артемиды. Она вершила свою собственную судьбу, притягиваемая нашим ожиданием. И эта женщина уже свершила правосудие над разрушителем.

Эван не шевельнулся; его сознание бешено работало. Ножи. Ножи в кухне.

— Может быть, вы поймете, если я скажу вам ее девичье имя: Вифания Катрина Никос. Ее мать и отец эмигрировали из Греции в 1924 году; отец купил участок земли под ферму и построил деревянный каркасный дом, а в 1932 году у него родилась дочь. Он был грубым и необразованным человеком и знал только физический труд; его жена была хрупкой и интеллигентной женщиной, и она уступала и подчинялась его гневу и ярости, потому что не знала ничего лучшего.

Когда его урожаи стали ухудшаться, он напивался допьяна и вымещал свой гнев, избивая до крови свою жену; очень часто его маленькая дочь просыпалась среди ночи от звука ударов и пронзительных ужасных воплей. Она вдруг открыла глаза, и Эван понял, что маленькая часть Катрин Драго, которая служила маскировкой для более сильной и злобной мощи, теперь вспоминала. — Ужасные вопли, — прошипела она. — К этому времени деревня начала разрастаться. Все знали, что этот человек бьет свою жену, но что они могли поделать? Это было его дело. И по ночам я вспоминаю… Я вспоминаю мою мать… С распухшим от кровоподтеков лицом она сидит на краешке моей кровати и рассказывает истории о стране, где мужчины не осмеливаются причинять женщинам такие страдания, о стране, где женщины были повелительницами, а мужчины занимали надлежащее место. Когда отец был пьян и спал, она рассказывала мне истории об амазонках, и эти рассказы, казалось, разожгли огонь в моей душе… — Она снова моргнула, и ее лицо исказилось в ухмылке. — Он убил ее ночью, когда ветры завывали вокруг дома и снег заморозил землю. Он ударил ее, затем еще раз, и она упала с лестницы и сломала себе шею. Маленькая девочка услышала хруст ломающихся костей. — Она стиснула зубы и уставилась в его лицо. — Конечно, полиция приехала, но маленькая девочка боялась заговорить. А он сказал им, что они подрались с женой по поводу его пьянства, и она поскользнулась и упала. Все эти мужчины… ухмылялись друг другу так, словно бы делили один общий секрет… — она снова моргнула, и тень набежала на ее глаза, — в центре которого была моя мать. Да, да. Чудесный, превосходный секрет. И так я продолжала жить вместе с ним в доме, а он стал пить все больше и больше и начал подыскивать себе еще какое-нибудь женское тело, к которому можно было бы приложить руку. Но я знала, что делать, и… ждала.

Ждала до того момента, когда он снова напился допьяна и улегся в ванну, наполненную теплой водой. — Энергия снова засверкала в ее глазах, губы злобно изогнулись. — Дождавшись когда он уснет, маленькая девочка взяла его опасную бритву и… — Язык высунулся наружу, как у ящерицы, и облизал губы. — И начала резать, резать до тех пор, пока горькие слезы не заструились у него по лицу. Вода и стены стали красные от его крови. После этого она пошла в полицию рассказать им, что сделала и почему. Справедливость. Она хотела справедливости и правосудия. Ее послали жить к родственникам в Афины. И уже оттуда она начала свои поиски.

— Вифаниин Грех, — без выражения произнес Эван, — жители назвали так после того, что она сделала. Грех Вифании заключался в этом убийстве, в том, что она убийца.

— НЕ УБИЙСТВО! — прошипела тварь-Драго, наклоняясь вперед. ПРАВОСУДИЕ! Настоящее правосудие амазонок! — Ее взор блестел и тени от лунного света сгустились под ее скулами. — Когда мы вернулись сюда вместе с ней, она купила эту землю и построила храм Артемиды, мы приказали ей, чтобы она начала сезон охоты. Мы нашли другие подходящие сосуды для себя, а некоторые неподходящие уничтожили. Самые молодые из нас собираются в имении и в полнолуние скачут верхом в честь Артемиды.

Жара, казалось, медленно убивала Эвана; он встряхнул головой, ошеломленный, неспособный думать, что же делать. Побежать на кухню? Сражаться там? Что? В его голове все гудело и кричало, и поверх этого шума слышалось дыхание других тварей.

— Этот мир странный, — прошептала тварь-Драго. — Очень странный. Наполненный тайнами, которые мы даже не осмеливаемся вообразить. Но он все тот же; ты и твой род — наши враги, и у нас не будет отдыха, пока мы вас не уничтожим.

— Что вы собираетесь сделать со мной? — он услышал свой голос.

— Нам нужен твой интеллект и запас жизненных сил для наших дочерей, тихо сказала она. — Мы хотим использовать тебя для размножения.

Образы уродливых и искалеченных тел пронеслись в его сознании: отрезанные и отрубленные руки и ноги, искаженные лица. Он покачал головой:

— Нет! Нет! Я не хочу!

— Это может оказаться для тебя не так уж плохо, если ты не будешь сопротивляться. Мы удостоим тебя чести быть особым пленником…

— НЕТ! — завопил Эван. — НЕТ, ГОСПОДИ, НЕТ!

Женщина пристально посмотрела на него, и ярость вскипала у нее на лице. И ему показалось, что сейчас он либо закричит, либо сойдет с ума.

— У тебя есть другой выбор, — прошептала она и нагнулась к полу рядом со своим креслом; на золотом браслете заиграл лунный свет и отразился на лице Эвана.

Она приподняла отрубленную голову Гарриса Демарджона за волосы и положила ее перед собой на расколотый кофейный столик.

Мертвые глаза закатились, и белки напоминали невидящие глазницы статуи; рот безвольно открылся.

— Теперь решай, — сказала амазонка.

Угрожающие слова женщины еще разносились эхом, отражаясь от стен кабинета, а Эван уже прыгнул вперед, понимая, что если не будет двигаться со скоростью молнии, то они набросятся на него, словно мстительные львицы. Он ухватился за край кофейного столика, рванул его вверх и швырнул в Драго; голова Гарриса Демарджона скатилась в темноту, гулко ударившись о стену. Тварь-Джайлз разразилась полным злобной ненависти воплем и, оскалив зубы, бросилась к нему. Нацеленный на нее столик она отразила рукой. Но к тому времени Эван уже пересек комнату, схватил стул и разбил им окно; стекло с грохотом посыпалось из оконного переплета. Обернувшись через плечо, Эван увидел тянущиеся к нему фигуры с замедленными движениями, словно в ночном кошмаре. Тварь-Драго, встав на ноги, показывала на него и отдавала команды. Эван швырнул стул в центр этой толпы и увидел, как тварь-Джайлз отбросила его в сторону так, как если бы он был сделан из папье-маше. После этого он прыгнул во тьму через разбитое стекло.

Через отлого спускающийся задний двор, не осмеливаясь оглянуться, он добежал до забора, перелез через него и спрыгнул в дренажную канаву с бетонированным дном. Только тогда он посмотрел назад, ожидая, что они приближаются к нему через двор, но увидел только фигуру Катрин Драго, стоящую в проеме разбитого окна и наблюдающую за ним. Он глядел на нее несколько секунд; их глаза встретились. После этого Эван побежал к лесу.