Стоящий рядом Робби ахнул:

– О, нет!

Устоять ей помогла рука Гриффина, слабо приподнявшаяся и упавшая на грудь под тонкой белой простыней. Помогла и рука брата, за которую Жас держалась. Они вместе перешагнули через порог и вошли в больничную палату.

Сев на стулья по обе стороны кровати, они приступили к своему бдению.

Гриффину досталась пуля, которую Ани предназначала для Жас. Удар пришелся в мягкую часть плеча. Он потерял немного крови, но врачи легко извлекли пулю. Его жизни ранение не угрожало.

А вот падение оказалось опасным.

От удара пули Гриффин упал и пробил себе голову, ударившись о бронзовую скульптуру. Последние шесть часов стали кошмаром. Обрывочная информация, консультации с врачами, операция на черепе по удалению гематомы в мозгу, накладывание скоб, чтобы сложить и закрепить кости черепа, – все это завершилось медикаментозной комой.

Пока Гриффин находился в операционной, в больницу прибыл инспектор Марше, допросил Робби, взял у него и Жас показания, сообщил, что будет официальный допрос, но Робби больше не подозревается в убийстве. Его действия были четко оформлены как самозащита. Ани Лонго, также известная как Валентина Ли, и ее сообщник, Уильям Леклерк, были взяты под стражу. Вместе с псевдожурналистом, найденным мертвым шесть дней назад, они оказались членами китайской мафии, нанятыми для того, чтобы воспрепятствовать передаче осколков древнего сосуда Далай-ламе.

Жас и Робби тихо сидели у кровати в полумраке палаты. Оборудование мигало красными и зелеными огоньками, издавая всевозможные тихие сигналы. Воздух был наполнен больничными запахами, чистыми, хрустящими, словно накрахмаленные простыни.

– Что нам теперь делать? – наконец спросила Жас брата.

– Ждать.

– Помню, как Гриффин рассказывал про артефакты из гробницы царя Тутанхамона, – сказала Жас. – Какой величественный был его саркофаг, сколько на нем было золота, как ярко он сиял. Гриффин говорил, что, пока не увидел саму мумию, не верил, что царь был реальным человеком.

Когда открылась дверь, зашумели гидравлические петли. Они оба повернулись. В палату вошел Малахай в сопровождении медсестры, которая объявила, что в палате могут находиться только два посетителя. Робби вызвался принести кофе.

Малахай не стал садиться. Он остановился рядом со стулом Жас и посмотрел на Гриффина.

– Как он?

– Еще слишком рано.

Малахай перевел взгляд на нее.

– А как ты?

Жас пожала плечами.

Он пододвинул стул так, чтобы сесть рядом с ней.

– Что случилось в музее?

Следующие несколько минут Жас вспоминала события напряженного и смертельно опасного получаса. Пока она говорила, они не сводили глаз с неподвижного тела на узкой кровати.

Среди больничных запахов Жас пыталась, но не могла ощутить аромат Гриффина. Впервые с момента их встречи после пятнадцати лет разлуки она его не чувствовала.

После всех страхов, переживаний и ужаса прошедшей недели невозможность ощутить его запах стала для нее невыносимой. Жас закрыла голову руками и зарыдала.

– Жаль, что не могу помочь тебе, – прошептал Малахай, заботливо положив руку ей на плечо.

Так они просидели минуту; она плакала, он пытался утешить ее.

Наконец Жас сказала:

– Гриффин всегда говорил, что я слишком на него давлю. Что думаю, будто он лучше, чем на самом деле. Только в музее…

– Он поступил очень храбро, – сказал Малахай.

– Но посмотрите на него. Во всем виновата я.

– Виновата? Не понимаю.

Жас не ответила.

– На тебя подействовал запах, верно?

– Какой запах?

– Жас, – заметил он, – напускная скромность тебе не идет. Гриффин не смог ничего унюхать в черепках. Твой брат лишь уловил что-то, но на него это не подействовало, только вызвало головную боль. У тебя самый чувствительный нос. Ты же смогла почувствовать аромат, да? Это помогло тебе вспомнить другие жизни? Все это время то, что ты принимала за психические приступы, было воспоминаниями о прошлых жизнях.

– Я в это не верю.

– Даже теперь?

– У меня просто галлюцинации от разных запахов.

– Ты до сих пор так цинична.

Жас пожала плечами.

– Однажды ты перерастешь это, – улыбнулся Малахай.

Она подняла голову и распрямила плечи. Этот разговор бесполезен и для Гриффина, и для нее.

– Давайте не будем, ладно?

– Я работал со столькими людьми, помнившими свои прошлые жизни. Некоторые из них это принимали, но никогда по-настоящему не могли постичь их… тем не менее они многому учились, росли.

– Знаю, вы думаете, что это действовало на меня, но вы ошибаетесь.

В дверь вошел Робби с подносом в руках.

– Дождался, когда медсестра отвернется, – сказал он, подавая им чашки. – Внизу встретился с одним из врачей Гриффина. Он настроен вполне оптимистично.

Неужели Робби пытается убедить ее?

– Это замечательно, – сказал Малахай.

Робби обошел кровать и прислонился к подоконнику.

– Этого не случилось бы, если бы я просто продал вам эти черепки, – сказал он Малахаю.

– Никто так не желал этого, как я. Но иногда у происходящего есть свои причины. Все произошло именно так ради какой-то цели. Кто-нибудь из вас видел новости?

Жас и Робби признались, что не видели.

Малахай достал мобильник, набрал электронный адрес и передал телефон Жас. Она смотрела на первую страницу «Геральд трибьюн», международный выпуск.

– Истории, подобные этой, есть на каждом телеканале и веб-сайте. Молодой человек, уехавший с Далай-ламой, не просто китайский студент-художник по имени Се Пин. Он тибетский Панчен-лама, которого китайцы похитили, когда ему было шесть лет, и полностью промыли ему мозги. История весьма захватывающая. Последние двадцать лет его семья и буддийское общество думали, что он мертв.

Жас кликнула на фото художника рядом с Далай-ламой и увеличила его во весь экран. Его Святейшество сиял. Се выглядел словно потерянная душа, наконец-то нашедшая свою гавань. Она передала телефон брату.

– Панчен-лама и его история вызовут новую волну сочувствия к тибетским проблемам, – сказал Малахай.

Робби кивнул. Наконец-то он в чем-то обрел покой.

– В статье есть упоминание и о тебе, – сказал Малахай Жас. Он протянул руку за телефоном. Перебрав страницы, Малахай нашел ту, что искал, и прочел вслух:

«Мисс Л’Этуаль и ее брат, проявив невероятную отвагу, передали нам посылку, – сообщил Далай-лама в интервью после инцидента. – Это тридцать три осколка египетского сосуда, украшенного иероглифами. Перевод Гриффина Норта прилагается. В нем объясняется, что сосуд однажды содержал древний парфюм, вызывающий воспоминания из прошлой жизни. Это драгоценный подарок. Мы надеемся всем сердцем, что гораздо более ценная жизнь не была утрачена при попытке передать это сокровище нам».