Он протягивал вещицу, словно предлагал князю взять ее, но тот медлил.

— Чудны твои слова, Буян-вещун! — молвил он наконец, и невозможно было понять, верит он гусляру или нет. — Коли в твоих словах правда, что ж раньше-то молчал?

— А надо ли было? — Буян повесил оберег на шею. — Не меч супротивника сечет — человек. И даже не рукой, а головой, мыслью своей, что рукою двигает… Каково же мечу, даже княжьему, про себя правду вызнать! Но раз уж начал, скажу — ты и я не своей волей пущены, а потому не раздумывай — исполняй дело.

Властимир посмотрел на свой меч.

— Значит, мы, — в раздумье спросил он, — только стрелы в руках Перуна?

Буян ободряюще улыбнулся и положил руку на плечо князя.

— Стрелы! — воскликнул он, — Но не всякую стрелу для подобного дела в лук вложат… Не печалься, князь! Конец у всякой твари один, долг у всякой твари един. Наш известен — постоять за землю-матушку. Мы сами этот долг выбрали. А потому не медли, князь! — Голос его звенел под сводами пещеры, поднялся под потолок. — Убей зло, пока оно само еще зла не наплодило! Вырастут они, по земле нашей расползутся, сердца людей отравят, землю нашу осквернят.

Он подтолкнул князя к гнезду.

Властимир поднял было меч, примеряясь для первого удара, но тут один из детенышей поднял голову и распахнул рот в беззвучном крике-зове. Мать бы его услышала…

И Властимир сунул меч в ножны.

— Не могу! — крикнул он в ненавистную сейчас улыбку гусляра. — Не могу! Дети ведь!.. Вырастут — вот тогда, может быть… А пока они невинны, зла нет на них.

Он устало опустил голову, ожидая упреков от Буяна, но тот оскалился весело и обнял князя.

— И снова говорю тебе, княже! На тебя надежда всей земли нашей матушки!.. Слушай меня, князь! — Гусляр схватил друга за плечи, развернул к себе. — Будет время, будет сон — мы туда не попадем… Будут многие испытания земле нашей и от этих детенышей, и от слуг их, что не родились пока. Вечно они будут вредить земле этой — реки кровью наполнятся, города разрушатся, но ничто не разрушит духа руса-чей. Всегда найдутся люди, в ком жив будет дух земли нашей: твой дух, княже, и дух богатырей, что придут после тебя. И так будет вечно, ибо дух — мое слово и слово мое — дух!

Буян умолк, и, словно подтверждая его слова, где-то наверху ударил далекий, но ясно различимый раскат грома.

Три часа спустя славяне собрались наконец все вместе. После битвы с гэтами и хазарами осталось около шести десятков воинов, да несколько человек было ранено. Среди пострадавших оказался и Горицвет, брат Ратибора, ^ он был первым, кого нашло хазарское копье еще в гроте полоняников. Копье вытащили из раны, остановили кровь, но юноша лежал на ложе бледный с закушенной губой и уже успел попрощаться с жизнью. Ратибор не отходил от брата ни на шаг и не сводил с него глаз. Он даже не позволял девушкам, что ухаживали за другими ранеными, подходить к нему и все делал сам.

Всего людей, считая и девушек, набралось более девяти сятков. Нескольких принесли из пытален гэтов. Но побы-1 вшие там люди почему-то не рассказывали обо всем уви-енном, хотя их расспрашивали. Видно, то, что предстало их взорам, было слишком тяжело. Оно наполняло сердца людей мстительной ненавистью, и, попадись им в это емя живой гэт или даже детеныш, его бы ждала самая жестокая казнь, какую они только смогли бы придумать.

По счастью, Властимир и Буян не рассказывали об оставленных детенышах, и люди покидали пещеры, не подозревая о них. На складах нашли достаточно телег, упряжи, припасов и скота, чтобы снарядить караван. На телеги уложили раненых, припасы. Каждый брал, что хотел и мог унести. Не дожидаясь начала нового дня, двинулись в путь.

Было уже за полдень, но солнце уже ушло из ущелья. Караван растянулся по узкой горной дороге, направляясь на север. Всадники окружали караван со всех сторон, готовые встать на защиту только что завоеванной свободы. Люди торопились, стремясь поскорее покинуть ставшие ненавистными для них Сорочинские горы.

Никто не заметил других всадников, что замерли на гребне хребта. Они умело прятались среди камней и внимательно следили за уходящим караваном.

Один из них был волхвом — об этом говорил его наряд: белая длинная рубаха и штаны, плащ с символами и амулеты на груди. Человек рядом с ним казался воином чужого народа — одежда из выделанной кожи, длинные волосы и безбородое узкое лицо. Породистый конь под ним тянул тонкую шею и грыз удила.

— Пошли лучших людей, Лисохвост, — негромко сказал ему волхв. — Полоняники должны без помех и потерь добраться до Ореховца. Они сделали что могли — честь им за это и хвала.

— А что их теперь ждет? — Лисохвост тронул коня.

— Не ведаю пока. Надо проследить за некоторыми — они узнали слишком много.

— Гусляр или князь? — Лисохвост повернулся в седле. — Насколько я помню, этот резанец так и не взял твоего перстня, что пытался вручить ему муромский жрец.

— Да, это правда. — Волхв посмотрел на перстень с орлом и спиралью, что опять украшал его руку. — И я очень жалею об этом, но, с другой стороны, даже лучше, если такие люди останутся в памяти народной.

— Чистомысл, ты можешь мне сказать, почему ты выбрал именно Резань? — вдруг спросил Лисохвост. — Разве мало Других городов?

— Городов немало, и много среди них достойных, но у Резани есть одно преимущество — она более других способна дорожить старинными ценностями… Где, кроме нее, сохранилось от времен Ящера древнее искусство оберегов? Сам Ящер предсказал имя этого города — только он считал, что город будет основан в другом месте… Ну и просто мне понравилась резанская земля, — добавил он чуть смущенно.

— А лучше сказать, те две сестрицы из Ласковы! — со смехом молвил Лисохвост.

— Иди! — рассердился Чистомысл. — Они сейчас скроются из виду, а нашему отряду не следует привлекать их внимание — простые люди не должны о нас догадываться!

Лисохвост тронул коня по крутой тропке. Помедлив, Чистомысл тоже стал съезжать вниз.

— А ты куда? — обернулся Лисохвост. — Я сам справлюсь, не надо за моими делами следить.

— Я не лезу в твои дела, — ответил Чистомысл. — Я хочу проникнуть в пещеры — посмотреть, что там осталось, все ли убиты или кто-то успел уйти. Что бы я ни нашел, все представляет для нас интерес.

Не обращая больше внимания на своего спутника, волхв подъехал к отодвинутому камню, из-за которого два часа назад выехал караван, и, спешившись, вошел под своды опустевших пещер.

Лисохвост догнал его немного погодя у входа в гнездо Змея. Чистомысл обернулся на его шаги:

— Ты?

— Я послал вместо себя другого, — махнул рукой Лисохвост. — Они и без меня справятся… Что там?

— Смотри сам. — Волхв посторонился, давая дорогу. Лисохвост вошел в грот, пригляделся и воскликнул:

— Какая гадость! Что это?