Финн боялся, что запах крови привлечет волков – по зиме волчьи стаи наглели и частенько отваживались нападать на людей-одиночек. Сотворив какие-то заклинания и по-заячьи попрыгав вокруг ночлега, Финн насыпал в огонь толченых листьев с ядовитым запахом, от которого на глазах проступали слезы, теми же листьями обсыпал снег рядом со стоянкой. Затем, взяв кусок шкуры, вынес ее за пределы круга и выбросил далеко в лес, не забыв заверить всех возможных лесных духов в своем к ним почтении и самых добрых намерениях в отношении убитого оленя. Также лекарь поведал, что никаким образом не причастен к смерти благородного животного и потому духи леса просто обязаны сохранить ему жизнь.

Пока старик бормотал и прыгал, от подвялившегося мяса потек приятный запах. Княжна перевернула куски палкой, обняла согнутые коленки, задумалась. Перед уходом ей не удалось с кем-нибудь поговорить, посоветоваться. Айша безвылазно сидела в избе конунга и не появлялась на дворе, Рагнхильд была слишком занята собой. Зато с ее братом, Гутхормом, Гюда все же попрощалась. Он еще спал, когда княжна, сложив заплечный мешок и нацепив на ноги плетеные лыжины, присела на корточки у его постели. Откинула с мальчишеского лба светлые волосы, прошептала: «Прощай». Гутхорм пошевелился во сне, недовольно сморщился, будто собрался плакать. Однако не заплакал – его лицо вновь разгладилось, стало спокойным…

– Готово? – Вдосталь наскакавшись, Финн присел подле огня на корточки, заинтересованно поковырял мясо палкой. Найдя самый обжаренный кусок, ловко подхватил его концом палки, сунул в рот, довольно зачавкал, жмурясь, будто сытый кот. Гюда решила не отставать. Вскоре на камнях осталось лишь пять узких мясных кусочков с черной корочкой по краям. Финн сгреб их в чистую, вытащенную из котомки, холщовую тряпицу, завязал в узелок. Сыто рыгнув, пояснил:

– На после сгодится…

По его морщинистой роже волнами перекатывалось довольство. А Гюде впервые за последние дни стало тепло. Она расстелила на снегу полушубок, уселась на него, обмотала рукава вокруг пояса. Глядя в огонь, спросила:

– Долго еще идти?

– День, другой, – неопределенно откликнулся старик. Поняв, что такой ответ княжну не порадует, уточнил: – Совсем немного…

Костерок тянулся к еловому навесу маленькими красными пальчиками, сладко пощелкивал дровами, пыхтел, ворочаясь в углях. Гюда прислонила промокшие и замерзшие ступни к нагретым камням, потянулась:

– Хорошо…

– Хорошо будет, если дойдем, – Финн привалился к камням боком, прикрыл глаза. – Если Черный конунг нам поверит.

– Поверит чему? – удивилась Гюда.

Из слов Айши она заключила, что все окажется просто – они придут в какую-то усадьбу, где ее встретит неизвестный Бьерн. Она скажет, кто она, и тогда Бьерн возьмет ее и старого Финна, посадит на свой корабль и отвезет в Альдогу. Должно быть, все казалось столь простым потому, что надежды и мечтания княжны больше смахивали на сказку, чем на здешнюю жизнь. А в сказках все именно так и случалось – легко и просто…

– Поверит, что Хаки напал на усадьбу Сигурда Оленя, что мы бежали от Хаки, что у него остались дети Сигурда. Но если Черный решит, что мы подосланы кем-то из его врагов и заманиваем его в ловушку, тогда мы умрем.

– Но ведь он может проверить наши слова. – Гюда отвела от головы еловую лапу, стряхнула ссыпавшийся на плечо снег. – Пусть отправит в усадьбу Хаки людей и сам увидит, правду мы говорим или нет.

– Он обязательно так поступит. Сперва убьет нас, а потом отправит людей в усадьбу. Мы – сбежавшие рабы, зачем ему жалеть нас?

Домыслы старика поразили княжну своей жестокой правдивостью. Неужели хоть в этот вечер, около веселого костра, чувствуя, как разливается в животе подаренное мясом тепло, Гюде нельзя было помечтать о чем-нибудь хорошем? О возможном счастье, об удаче? О ребенке, которого она носит, и его светлом будущем? Или в здешних землях ничего и никогда не оканчивалось удачно?

– Чего ж ты тогда сбежал? – озлившись на старика, фыркнула Гюда. – Сидел бы подле своего херсира, ждал смерти. Все одно – умирать…

– Хвити обещала мне жизнь. А она разговаривает с Норнами. Она знает.

– Тогда и беспокоиться не о чем, – усмехнулась княжна. – Раз наобещала жизнь, значит, не помрешь.

– Хвити умеют лгать, – глубокомысленно сообщил старик.

Княжне стало совсем смешно. То Финн верил своей хвити, то не верил. То кричал о ее умении предвидеть будущее, а то опасался лжи. Разобрался бы сам с собой – так, может, и с хвити все стало бы куда яснее…

Княжна покосилась на Финна. Старик бочком привалился к теплым камням, уставился куда-то далеко-далеко, словно не замечая еловых веток над головой и пламени костра в опасной близости от одежки. Голубые тоскливые глаза старика слезились, сомкнутые на колене узловатые пальцы дрожали. Он жил уже так долго и все же хотел жить. Вернуть бы ему молодые годы, силу, ловкость, уверенность – не сидел бы нынче в лесу у слабого очага, не гадал бы, выживет иль нет…

– Она сказала, будто за тебя Бьерн заступится, – пожалела старика Гюда.

– Бьерн? – Лекарь устало вздохнул, его лицо совсем погрустнело. – А что ты знаешь о Бьерне?

– Ничего. – Княжне было б интересно послушать, что за человек отправился за ней в чужие страны вместе с Избором.

Мелькнувшее в голове имя брата вызвало слабую горечь, однако сам брат остался где-то далеко в памяти, и его приезд в урманские земли был для княжны такой же сказкой, как ее чудесное возвращение домой. Она не могла скорбеть над невидимой бедой, как не могла радоваться незримой удаче…

– Его зовут Бьерн Губитель Воинов, он – сын Горма Старого. Когда-то, до его ухода в Гарду, он жил с отцом во Фьердах. У его отца был брат, владевший большой усадьбой. Очень богатой усадьбой. Брат его отца был великим бондом, он имел много хередов и даже ноатун[184], где строили крепкие корабли для конунгов. У брата был сын, ровесник Бьерна. Его звали Орм. Орм Белоголовый.

Услышав знакомое имя, Гюда насторожилась.

– Это он напал на Альдогу и пленил меня с Остюгом? – сказала она.

– Да. Но в то время, о котором я рассказываю, Орм и Бьерн были молоды и очень дружили, Однажды они даже обменялись кровью, став кровными братьями, и, пред богами и духами, на священном источнике поклялись никогда не предавать друг друга. Они жили очень мирно, пока в усадьбе не поселился тролль. Его никто не видел, но он неслышно бродил вокруг усадьбы и ждал…

– Тролль?

– Да. Тролль, который питался людскими бедами. Иногда жители усадьбы замечали его в лесу, но он всегда убегал прежде, чем они успевали поймать его. Разные колдуны пытались прогнать тролля, творили заклинания, посыпали землю усадьбы священной золой – ничего не помогало.

Тролль принес много бед. Сначала даны напали и сожгли ноатун отца Орма, потом конунг из Согна отнял у него несколько хередов, потом на него сошла страшная болезнь, и он перестал вставать с постели. Орм работал за него и управлял усадьбой. А Бьерн ходил с отцом в походы, учился убивать и привозил кровному брату богатую добычу. Однажды в усадьбу Орма из соседнего хереда пришла очень красивая девушка Ингигерд. Она понравилась Орму, а он глянулся ей. Не прошло и трех дней, как она согласилась стать его женой. Но зимой из похода вернулся Бьерн. Он был красив, силен и привез много богатой добычи. Он интересно рассказывал о своих походах и о землях, которых Ингигерд никогда не видела, и вечерами жена Орма стала подолгу разговаривать с ним, забывая о муже. Орму это очень не нравилось.