– Гримли говорит, что Бьерн – лучший воин в северных и восточных землях. Что, когда ему было тринадцать, он выследил и, по очереди, вырезал весь хирд Эйра – ярла из Долин, который надругался над его матерью. Он в одиночку шел за Эйром всю осень и зиму, жил в лесу. Я слышал, что последним он убил самого Эйра. Он вызвал Эйра на битву и при всех зарубил его, как жирную беспомощную свинью. А Эйр был хорошим воином. После этого его стали называть Губителем Воинов…

Избор простоял бы у ворот всю ночь, и день, и еще ночь, лишь бы подольше видеть брата, слышать его голос, чувствовать рядом теплое дыхание, смотреть, как он ловко лепит снежки и бросает их в ночную тьму. И пусть при этом он болтает хоть о Бьерне, хоть об Олаве-конунге, только бы не молчал, и не резал по живому, как при встрече: «Я – Рюрик Гейрстадира! »

– Ты вернешься в Альдогу? – неожиданно поинтересовался Остюг.

Перед глазами Набора всплыла утекающая в туман альдожская пристань, одинокая фигура отца – беспомощного и постаревшего в своем горе.

– Да.

– Когда?

Показалось Избору или впрямь брат мечтал поскорее выпроводить его с урманской земли? Проверяя свою догадку, Избор вскользь заметил:

– Не знаю. Когда найду Гюду.

Хотел было добавить: «И уговорю тебя», но промолчал, проглотив вертевшиеся на языке слова.

– Зачем она тебе? – искренне удивился Остюг. Поморщился. – Она ведь просто женщина.

– Она – моя сестра.

– Она – рабыня.

– И моя сестра, – упрямо повторил Избор. Остюг подумал, поковырял носком сапога снег, вырыл маленькую черную ямку. Неохотно согласился:

– Как знаешь…

В усадьбу вернулся Халль. Приветливо улыбнулся обоим братьям, поняв, что будет лишним, прошмыгнул мимо ворот. Его появление спугнуло Остюга – взгляд похолодел, движения стали резче, в прямую спину будто кол вогнали.

– Удачи тебе, – направляясь к избе, пожелал он Избору.

– И тебе…

Дождавшись, когда мальчишка скроется за дверью, Избор пошел следом. Скользнул в душный гомон и полумрак, прищурился, отыскивая Бьерна. Взгляд скользнул по веселому лицу Латьи, зацепился за сухое, озабоченное – Кьетви.

Бьерн оказался на длинной лавке в конце избы. Сидел рядом с Гримли. Вестфольдец что-то объяснял ему, Бьерн кивал. Отросшие косицы подпрыгивали при каждом кивке, змеями соскальзывали на его плечи. Одной рукой Бьерн оглаживал клевец у себя на коленях, другой – упирался в лавку. Темные глаза ярла смотрели куда-то в стену, мимо людской суеты.

Избор протиснулся к ярлу, сел рядом. Улучив момент, негромко, но уверенно шепнул:

– Утром мы пойдем с Гримли. Я не отпущу брата. Не поворачивая головы, Бьерн кивнул.

– Я не хочу, чтобы он вступал в битву, – пояснил Избор, – Он еще мальчик.

Слабая улыбка скользнула по губам ярла. Прерывая болтовню Гримли, он снял руку с клевца, хлопнул ладонью о колено. Посланец Олава замолчал.

– Он уже воин. Битвы – его удел. Ты ничего не сможешь с этим поделать, – сказал Бьерн.

– Тогда я буду драться рядом с ним и смогу защитить его.

Бьерн покачал головой и, точь-в-точь как недавно Остюг, произнес:

– Как знаешь…

Утром отряд покинул усадьбу. А спустя четыре дня они вошли в Хейдмерк, где собирал свои войска Черный конунг.

Их появлению Хальфдан обрадовался. По-дружески обнял Бьерна, похлопал по плечу:

– Сочувствую твоему горю, ярл.

Иэбор догадался – речь шла об Орме. Странно – пока Белоголовый был жив, меж Бьерном и ним словно искры пробегали и не было никакой дружбы, а стоило Орму умереть, как все принялись выражать Бьерну соболезнования, будто он потерял если не родича, так, во всяком случае, лучшего друга.

– Мы похоронили его со всеми почестями, положенными великому воину, – сказал Хальфдан. – На его кургане стоит камень с рунами. Я просил вырезать эти руны в память о нем.

– Благодарю тебя, конунг, – ответил Бьерн.

Затем подошла очередь Избора. Хальфдан подступил к княжичу, улыбнулся. Улыбка показалась Избору натянутой, она будто прилипла к бесстрастному лицу Черного конунга.

– Я сомневался в тебе, но ты вернулся, Избор из Альдоги. – Конунг потрепал его по плечу. – Я рад, что мои сомнения были напрасны.

Рука у Хальфдана оказалась тяжелой. В ответ Избор вежливо склонил голову, показывая, что по-прежнему верен клятве и готов послужить Черному. Неприятное чувство от улыбки конунга стерлось куда более приятным – краем глаза Избор заметил брата, восхищенно и завистливо наблюдающего за ними из толпы воинов.

– Мне жаль, что твой ярл, Вадемир Храбрый, ушел в Вальхаллу от рук детей Гендальва. Он был хорошим воином, – произнес конунг.

Сочувствие запоздало – раньше Избор хоть и редко, но вспоминал Вадима, а нынче время стерло его из памяти, оставив лишь смутный силуэт.

– Я постараюсь, чтоб ему не было слишком одиноко в Вальхалле, – привычно ответил Избор, намекая, что вскоре отправит убийц Вадима вслед за ним. У урман подобное бахвальство было в почете. Черный оценил ответ, заулыбался уже более искренне:

– Ты быстро учишься, сын Гостомысла. Придешь вечером на совет.

Вернул лицу прежний, невозмутимый, вид и в сопровождении своих хирдманнов направился прочь. Длинный плащ волочился за конунгом по снегу, стирая его следы.

Избор огляделся. Здесь, с Хальфданом, оказались многие старинные знакомцы. Были и альдожане, уцелевшие в давней битве с детьми Гендальва. Кое-кто из хирда Вадима, около десяти человек Бьерна, трое – Энунда, пятеро – самого Избора. Последние мяли в объятиях счастливого Латью, трясли его, расспрашивали о чем-то.

Бьерн стоял в сторонке рядом с Хареком Волком – Избор удивился, что Волк жив, последняя встреча предвещала Хареку мало хорошего.

Берсерк опирался на палку, его горло обручем перерезал красный, еще свежий шрам. Оставив альдожан тормошить Латью, Избор подошел ближе.

– Сперва Черный обвинял твоего князя… Потом… ее… Объявил награду за ее поимку. Назвал ее убийцей и ведьмой… Но… верю ей, – услышал он голос Волка.

Желтоглазый урманин стоял спиной к Избору, голос доносился глухо, как из бочки. Или он так изменился из-за раны, рассекшей шею?

Княжич подступил еще ближе. Волк почуял его приближение, обернулся, мазнул желтыми зрачками по лицу княжича. Не собираясь таиться, продолжил беседу с Бьерном:

– Она не собиралась убивать меня, просто отправила за Белоголовым. И я был там, я шел за ним, я чуял его запах, я даже увидел его, но он не захотел возвращаться. Он сказал, что здесь его никто не ждет, а там его будет ждать Ингигерд. Сказал, что если ты не простил его, то, возможно, она – простит.

– Ты сказал об этом Черному?