— Где мы, Траггет? — спрашиваю я своего спутника.

— В другом месте или эпохе, наверное, — отвечает он.

Инквизитор поворачивается и указывает на север.

— Я мог бы поклясться, что вон там Повелители Митлана. Я всю жизнь прожил у их подножия, но теперь эта гора почему-то ниже и выплевывает огонь и дым. Однако если это и впрямь Повелители Митлана, тогда мы — в Южных степях. Но... будь мы в Южных степях, вокруг было бы множество процветающих ферм Пира. А река внизу... Она течет туда, куда текла река Индунаэ.

— Возможно, мы видим далекое прошлое, — предполагаю я, — или даже будущее?

— А может, ни то и ни другое. — Траггет пожимает плечами. — Здесь столько непонятного, Гален. Трудно решить, с чего начать.

Я качаю головой и оглядываюсь.

— Ну, с чего бы мы ни начали, то и будет началом. И все равно здесь нет никого, кто заявил бы, что мы делаем не так.

На это Траггет смеется от души.

— Вот это да, — замечаю я. — Я и не знал, что ты умеешь смеяться. Похоже, мне нравится твой смех.

Траггет смущенно опускает глаза.

— Похоже, мне самому он нравится.

Мы идем на восток, туда, где вдалеке высится множество статуй — железные и бронзовые человеческие фигуры.

— Как Беркита? — спрашиваю я осторожно.

— Неплохо, учитывая сложившиеся обстоятельства, — не задумываясь отвечает Траггет, шагая по голой пыльной земле. — Правда, ей одиноко с тех пор, как ушел гном. Наверное, для гномов такое поведение в порядке вещей. Я никогда раньше не встречался с этим народцем, но мне говорили, что им нельзя доверять. Хочешь, чтобы я нашел его? Это важно?

— Наверняка у него были веские причины, чтобы уйти, — отвечаю я, — настолько честно, насколько могу себе позволить.

Я не хочу, чтобы Траггет искал Сефаса, поэтому тороплюсь сменить тему:

— Что ты думаешь о тех железных фигурах? Это чьи-то статуи?

Траггет останавливается, нахмурясь.

— В чем дело? — спрашиваю я.

Инквизитор открывает рот, мгновение колеблется и наконец говорит:

— Гален, я вел странную, хотя и обеспеченную жизнь. Я вырос в Храме. О моих родителях не полагалось говорить, мое детство было обманом. Ко мне приводили других детей, чтобы я с ними играл, но никто из них не знал, кто я такой на самом деле. — Он пожимает плечами и смотрит на горизонт. — Наверное, я и сам не знал, кто я. Это нелегко — жить во лжи.

Может, и я тоже жил во лжи?

— Знаю, — отвечаю я. — Мы оба это знаем.

— Наверное, я просто никак не мог довериться кому-нибудь и почувствовать себя свободным. — Траггет грустно смотрит на меня. — Я всегда боялся, что моя тайна будет раскрыта, и всегда держался настороже. Ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

Я тоже смотрю на горизонт.

— Странно, что мы пришли в такую странную и чужую землю, чтобы наконец обрести покой, — говорю я. — Раньше мне было ненавистно это место, а теперь я думаю — только здесь мы и можем быть честными и откровенными.

— Да, — отвечает Траггет и поворачивается ко мне. — Разве тебя это не тревожит?

— Еще как тревожит.

— И все-таки мы можем многому здесь научиться.

Я вздыхаю.

— Давай попробуем сделать кое-что прямо сейчас. Считай это небольшим подарком. Помнишь ту ночь, когда мы были в Цитадели Васски, только не в нынешней Цитадели?

— Да, — говорит Траггет. — Все дома были ниже, чем сейчас, и готовы были рухнуть. И там царила темнота.

Пока мы говорим, засыпанная пеплом равнина у нас под ногами покрывается высокой травой. Гора, изрыгающая огонь, вновь становится привычным двойным пиком — тихими Повелителями Митлана. Пылающее небо быстро гаснет, и когда исчезает солнце, наступает глубокая ночь.

— Мы стояли у основания башни. Кости мертвых подпирали стены...

Мир вокруг становится другим. Горы устремляются к нам и застывают на востоке. Вокруг встают обветшавшие стены Митанласа. Перед нами появляется покосившаяся башня.

Я не знаю, будет ли в этой башне крылатая женщина, но открываю дверь, и мы входим внутрь.

Я поворачиваюсь к Траггету.

— Я тогда спросил, как тебя зовут, помнишь?

— Да, и я сказал, что не могу ответить.

— Ты сказал, что ответишь, когда наступит подходящий момент.

— Да.

— Ну так сейчас, — говорю я, — момент самый что ни на есть подходящий!

Снова поднимается сильный ветер, но на этот раз подхватывает нас обоих. Он поднимает нас в башню, где кое-что изменилось. Крылатая женщина все еще там, но она спит в железном шаре, который я для нее смастерил. Я удивлен. Я беру Траггета за руку и веду сквозь оставшиеся решетки на верхушку башни.

Мы с Траггетом стоим под кроваво-красным солнцем. Свет слепит и обжигает нас. Но на этот раз однако, я сам протягиваю руку и снимаю солнце с неба.

— Как ты этому научился? — восторженно спрашивает Траггет.

— Даже не знаю, как объяснить. Я просто гляжу на вещи и вдруг понимаю... Вот что тебе нужно. — С этими словами я разрезаю солнце пополам и протягиваю черную сердцевину Траггету. — Я еще многое могу тебе рассказать, и мы оба можем многому научиться. Но я начал с этого, значит, с этого можешь начать и ты.

(«Книга Галена» из «Бронзовых кантиклей», том IV, манускрипт 1, листы 53–55)

Из-за деревьев виднелась древняя башня Мнумантас, по обеим ее сторонам высились пики Гнемот.

На сердце у Галена было легко, когда они шли сквозь густой лес. Их нелегкое путешествие подходило к концу, и это не могло его не радовать.

Три дня назад он и его спутники покинули дорогу Императрицы и зашагали через лес Мнумат, где давно уже не селились люди. Если верить Маддоку, единственным поселением за Мнуматом был поселок Пир Дорожный у подножия дальнего отрога горной цепи Ресхатеи. За этим поселком кончались земли Пир; Энлунд и Проклятые горы уже считались землями Панаса и Сатинки.

Pea не хотела уходить с дороги Императрицы и не скрывала этого. Пока они держались обжитых земель, у них оставался шанс раздобыть хоть какую-то еду. Но теперь, вдали от поселений, их припасы начали быстро уменьшаться, а найти пропитание в лесу Мнумат было очень непросто. Гален, однако, не обращал внимания на ее тревогу. В Мнумантасе их встретит Траггет. Он привезет еду, одежду, все, что требовалось для путешествия, и, самое главное, привезет его дорогую Беркиту.