— Дыра, — охарактеризовал Влад городок.

Узкие грязные улочки петляли, все дальше уводя путников от центра. Аля брезгливо направила лошадь в сторону, объезжая выплеснутые прямо на дорогу помои. Тощий серый кот промчался под копытами, унося в зубах грязный мосол. Воняло.

Вскоре Але стало казаться, что в этом городе вообще нет центра, и улочки свиваются в клубок, точно дохлые змеи.

— Смотрите! — Славка ткнул пальцем в небольшой трактир. На выщербленной доске значилось название: «Камь». Вокруг букв корчился тощий дракон с высунутым, как у дворняжки, языком. — Зайдем?

Покосившаяся дверь нехотя пропустила путников внутрь. Только Атен остался на крыльце присматривать за лошадьми — никакой, даже плохонькой коновязи поблизости не было, а уж конюха — тем более.

Пахло кисловатой брагой и квашеной капустой. Двое не самых состоятельных ремесленников ужинали в углу, протирая рукавами засаленный стол. Трехлетний пацаненок в одной замызганной длинной рубахе стоял посреди зала, запустив пальцы в рот, и рассматривал едоков. Неторопливо повернулся к вошедшим, захлопал глазами и издал обиженный рев. Ремесленники не обратили ни малейшего внимания. Из внутренних помещений выскочила тетка, дала ребенку подзатыльник и тут же погладила по голове, прижимая к своему грязному фартуку.

— Чего надо? — недружелюбно спросила. То, что эти господа не собираются ужинать, было понятно, стоило взглянуть на брезгливо морщившихся девочек.

— Нам бы с хозяином поговорить, — попросил ведун.

— Нету хозяина. Вдовствую я. Надо — мне говорите.

— Скажите, кто придумал название вашему трактиру?

Тетка посчитала что-то в уме, задумчиво глядя в угол:

— Дед свекра, кажись. А может, и прадед.

— Так вы не оттуда, — разочарованно протянул Славка.

— Сколько лет уж как… Леший его надоумил такую вывеску сделать! — в сердцах бросила тетка.

— А чем она вам не нравится? — Все уже двинулись к выходу, но Талем застрял.

— А что хорошего? Всем известно — нечистое то место, уехали и уехали, зачем за собой нужно было имечко тянуть?

— А чем оно нечисто? — медные монетки легли на край стола.

Хозяйка пожала тощими плечами:

— Да если говорят — нечисто, значит, есть чем.

— А все же?

— Я, господин, сказки не слушаю, у меня работы много — что в девках, что в бабах было, что во вдовах теперь. Сказывают — плохое место, так мне-то что? Вывеску бы вот поменять?! — она махнула рукой.

Хозяйка трактира вполне сносно растолковала, как проехать в богатые кварталы. Нужно было торопиться — темнело, а уличное освещение в этом городе не признавали, то ли по бедности, то ли по лени.

В единственном приличном постоялом дворе оплатили комнату. Кроватей стояло две — их отдали девочкам. Талем прежде провел рукой, убивая клопов и прочую не самую приятную живность. Мальчишки легли на полу, не раздеваясь — Вадран слишком неприятный город, и ночевать в нем казалось еще опаснее, чем в поле.

Утром выехали, едва рассвело, не позавтракав. Но их уже ждали. Возле конюшни стоял мужчина, густо заросший бородой, в темной рубахе и грубых штанах. Хоть и выглядел он простолюдином, но на поясе висел меч, и обращаться с ним его хозяин явно умел. Незнакомец молча посторонился, пропуская в двери, а сам так и впился взглядом в Рика. Филат недовольно оглянулся, демонстративно качнул рукоять меча. Мужчина обратил на это внимания не больше, чем на тяжелых навозных мух, с утра гудевших в воздухе. Так и не сказав ни слова, проводил взглядом съезжавших постояльцев.

Вестницу купили сразу; Талем, не торгуясь, выложил деньги за пару самых сильных птиц, надбавив за хлопоты, — хозяина подняли с постели. Ребята, зашедшие с ним в лавку из любопытства, разочаровались: ряды клеток, в которых спали, ругались, миловались желтые птицы — и ничего интересного.

На широком крыльце, пока разбирали лошадей, к Рику пристала нищенка. Худая пожилая женщина в темном платье схватила княжича за запястье и заглянула ему в лицо:

— Медяшку на хлеб, господин.

Аля посмотрела с удивлением: встречала она нищих, но они не просили таким тоном. Отстраненно, словно все равно — дадут или нет. Рик жестом остановил Атена, готового шугануть побирушку.

— Вот, — вытянул из мешочка на поясе монетку.

Женщина, не выпуская руки княжича, начала сумбурно благодарить, слова бежали заученно-бездумно, лишь бы заполнить паузу. Рядом возник Талем:

— Вам ведь не нужна эта милостыня…

Странная нищенка тут же отцепилась от Рика и торопливо скользнула в узкий проулок между домами, словно ее и не было.

— Поехали отсюда, — нахмурился ведун.

Теперь уже всем хотелось убраться подальше из Вадрана, вот только быстро по извилистым незнакомым улочкам не проедешь. На одном из перекрестков остановились, пытаясь определить правильную дорогу.

— Опять! — громко сказал Тимс.

Возле дома, почти сливаясь с темной стеной, стояли мужчина, встретивший их утром у конюшни, и нищенка. Женщина горделиво повела плечом в ответ на недоверчивый взгляд спутника, и тот снова всмотрелся в Рика. Потом медленно поклонился, прижимая руки к груди. Женщина кивнула так, как встретила бы знатного родственника гордая хозяйка некогда известного, но обнищавшего рода.

Филат направил коня в их сторону, но парочка шагнула в неприметную калитку в стене. Упал по ту сторону засов. Ратники спешились, налегли. По утреннему часу город еще пустовал, только между ставнями на втором этаже виднелся любопытствующий глаз, и никто не мешал ломать чужую собственность.

Они оказались в узком загаженном переулке. Талем заглянул туда через плечо Филата:

— Их там нет. Ведаю, тут достаточно ходов, чтобы они успели скрыться.

— Лучше бы ты ведал, чего им от меня надо, — буркнул Рик.

Наставник с укором взглянул на воспитанника, и тот торопливо сказал:

— Извини. Поехали? Мне тут не нравится.

К вечеру выехали к реке. Она долго не приближалась, петляла между холмами, дразнила блеском воды. После Вадрана очень хотелось искупаться, и путники не соглашались ни на какой другой ночлег, кроме как на берегу. Да и коней нужно помыть, считал Атен.

Деревеньки остались выше по течению, и тут было безлюдно. На вершине плоского холма сложили очаг, подвесили котелок и девочки сели чистить картошку. У Маши с Лерой, натренировавшихся за месяцы рабства, клубни так и летели.

Лера улыбалась, затененно, одними уголками губ. Улыбалась она так уже не первый день, и Аля не выдержала:

— Лер, это не мое дело, конечно, но ты такая…. Как влюбилась!

Машка тоже глянула с любопытством, засмеялась:

— Она боится, что ты на Лешку глаз положила.