— Граф Альбер де Вильрож.

— Ах, черт возьми, вот оно что!.. Теперь я думаю, что болван, который похитил его жену, наживет себе кое-какие неприятности… Впрочем, это его дело, и он получит только то, что заслужил. Что касается меня, то я сделал прекрасное дельце. Вы были так щедры… Постойте-ка, куда же они девались?..

Альбер, Александр и Жозеф предоставили бандиту заканчивать свой монолог в их отсутствие. Они углубились в лес и вскоре скрылись в зарослях, чем очень удивили и батоков и макололо. И те и другие были рады, что удалось избежать кровопролития, и собирались пышно отпраздновать заключение мира.

Три друга, не щадя своих сил, шагали и шагали — правильной будет сказать, что они летели. Ни слова не было произнесено. Вся жизнь свелась для них только к одному: поскорей добраться до места.

Что для них трясины, в которые они проваливаются, пни, о которые они спотыкаются, колючки, которые до крови раздирают тело! Что им тучи насекомых или стоящая в лесу температура парника! Что им, наконец, усталость, жажда, голод!

Они преодолевают все препятствия: пробираются меж поваленных деревьев, под которыми дремлют змеи, прокладывают себе дорогу сквозь заросли, перед которыми отступили бы дикие звери, переплывают опасные реки, но держат путь все на восток, все на восток.

То один, то другой идет впереди, то один, то другой падает, оступается, застревает в зарослях. Никто и не думает об отдыхе. Свисток, ауканье, поломанная ветка помогут найти дорогу тому, кто случайно отстал, но скоро обгонит своих товарищей. Братское соревнование ведет их к единой цели. Они чувствуют, кроме того, что их беспорядочное движение нельзя останавливать, ибо его было бы невозможно возобновить. Они черпают силы в своей смертельной тревоге и все идут и идут — молча, тяжело дыша, с безумным взглядом, страшные в своем гневе и своей тревоге.

Только ночь смогла остановить их исступленный бег. Поневоле пришлось остановиться — слишком много неумолимых опасностей подстерегает путников ночью. Все трое тяжело свалились под одиноким баньяном и заснули свинцовым сном, какой всегда наступает после изнурительных усилий и душевных потрясений и почти всегда сопровождается мрачными кошмарами.

Их разбудил могучий раскат грома. Скоро должен был начаться рассвет. Но пернатые хозяева леса не приветствовали возвращение утреннего светила своей обычной музыкой. Все в испуге молчали. Заря, омраченная тучами, заставила людей вздрогнуть, как пушечный выстрел заставляет вздрогнуть две встретившиеся армии, возвещая приближение роковой минуты, когда начнется бой. К ним вернулось ощущение реальности, они молча пожали друг другу руки, и Александр произнес всего одно слово:

— Вперед!

Первые шаги давались ужасно трудно, и три друга, у которых свело все члены и которых терзал голод, не знали, смогут ли продолжать свой путь. Крупные капли дождя забарабанили по листьям, и благодетельная влага, освежая раскаленный воздух, вернула им силы и легкость. Затем над лесом разразился ливень, и все скрылось под водой — трава, ветви деревьев и сами деревья.

— Какое-то проклятье висит над нами! — воскликнул Альбер, которого душили рыдания.

— Вперед! — крикнул Александр между двумя порывами ветра. — Даже если мы не сможем пройти больше ста шагов.

— Вперед! — энергично повторил Жозеф.

И все трое, прекрасные силой своей воли, бесстрашные перед разгулом стихий, продолжали идти, — слабые люди, затерянные среди громадного леса. Они наталкивались на гигантские деревья, вырванные с корнем, запутывались в лианах, падали и снова вставали, как будто становясь еще сильней и смелей.

Мало-помалу в лесу стало светлеть. Мягкий песок, прибитый дождем, пришел на смену неровностям лесной почвы. Ураган успокоился, стихали раскаты грома. Вскоре солнце разогнало тучи, пробило мутную завесу тумана и пролило на землю лучезарные потоки. Друзья вышли на просторную и совершенно открытую поляну. У их ног речка, раздувшаяся после ливня, катила насыщенные песком желтые воды, на которых плавали и кружились всякого рода обломки.

Поток имел в ширину метров двести, но в обычное время был, по-видимому, всего лишь скромным ручейком. По ту сторону стоял тяжелый фургон. Он был наполовину затоплен и торчал посреди воды, как скала из дерева в брезента. Положение его было критическое. Тем, кто там находился, грозила непосредственная опасность, если только они не успели уйти до наводнения.

Необычайное впечатление произвел на Альбера вид этого фургона. Де Вильрожа охватило непостижимое, хотя как будто ничем не оправданное предчувствие, которому разум не может сопротивляться. Бессознательным движением руки он показал на фургон Александру, но тот лишь покачал головой и пробормотал:

— Все фургоны похожи один на другой. Почему ты думаешь, что это именно тот самый?

— Почему бы нет?

— Надо подождать, когда спадет вода. Тогда увидим.

— Я ждать но могу.

— Пуститься вплавь — значит идти на верную смерть. Через несколько часов река войдет в свое русло.

— А не поискать ли нам более узкое место где-нибудь вверх по течению?

— С удовольствием. Но только без спешки. Тем более, что, по-моему, в фургоне никого нет…

Воздух, промытый дождем, стал так прозрачен, что можно было различить мельчайшие подробности, как если бы расстояние уменьшилось наполовину. И все трое были изумлены, когда отчетливо увидели человеческую фигуру, которая вылезла из воды и взобралась на передок фургона.

— Смотри! Смотри! — воскликнул Альбер задыхаясь.

Затем над водой пронесся полный отчаяния крик женщины, взывавшей о помощи.

Дрожь охватила всех троих.

Человек, который вылез из воды, выпрямился во весь рост. Тут Альбер зарычал от ярости: он узнал неуклюжую фигуру.

— Клаас! Бур Клаас!.. Я так и думал!..

Отчаяние. — Неожиданная помощь. — Противоядие. — Примочки из мокуна. — Ужас бандита. — Сейчас фургон будет затоплен. — Фургон-корабль. — Бушующий поток. — Разлив. — В лагере. — Доморощенные врачи. — Зуга и бушмен. — Мастер Виль. — Подлое предательство. — Обвинение в убийстве. — Фургон скрывается под водой.

От дикого способа самозащиты, который придумал Клаас, пострадали все купавшиеся в отравленном ручье, однако на некоторых сок молочая подействовал не так сильно. Несмотря на жгучую боль, они все же могли кое-как помочь тем, кто совершенно потерял зрение. Если бы не эта помощь, ослепшие неминуемо погибли бы во время наводнения. Последний из них был выведен на берег как раз в ту минуту, когда прокатился первый гром, лишь на несколько минут опередивший неожиданное бешенство стихий.