Прочтя несколько страниц, она достала свой блокнот и записала: «По Экхарту, Бог смотрит на нас теми же глазами, что мы смотрим на Него. Если человек суров к Богу, Бог суров к человеку. Если человек взирает на Бога с любовью, Бог отвечает ему тем же. Наши глаза – это глаза Бога».

Поезд тронулся, мерный стук колес не мешал ее мыслям. Вскоре в купе вошел проводник с тележкой, с которой он раздавал пластиковые подносы с завтраком и разными напитками. Он объяснил Пери, что она может выбирать из двух вариантов завтрака. Вариант первый: круассан с ветчиной и сыром. Вариант второй: яичница со свиной колбасой.

– А ничего другого нет? – спросила Пери.

– Вы вегетарианка?

– Нет, но я не ем свинины.

Темные запавшие глаза на смуглом лице с жиденькой бородкой чуть внимательнее посмотрели на нее. Пери взглянула на карточку с именем, приколотую к его куртке: «Мухаммед».

– Пойду узнаю, можно ли что-нибудь для вас сделать.

Уже через минуту Мухаммед принес сэндвич с курицей и с улыбкой протянул его Пери. Только когда проводник вышел из купе, Пери догадалась, что он, скорее всего, отдал ей свою еду. В чужой стране людей, выяснивших, что у них общая религия или национальность, мгновенно связывают незримые нити солидарности. Родственная близость, которая проявляется в мельчайших деталях: улыбке, кивке, сэндвиче. И все же Пери чувствовала себя обманщицей. Этот человек принял ее за правоверную мусульманку, но была ли она ею?

Конечно же, она принадлежала к мусульманской культуре. Но для того, чтобы пересчитать молитвы, которые она знала наизусть, хватило бы пальцев одной руки. Она не исполняла требований, налагаемых на нее религией, и в то же время, в отличие от Ширин, не объявляла себя бывшей мусульманкой. Слово «бывший» вызывало у нее унылые ассоциации с прокисшим молоком или прогорклым маслом. Ее отношения с исламом не прерывались, независимо от того, соблюдала она все его предписания или нет. Но ее по-прежнему мучили вопросы. Постоянные. Неотступные. Поэтому истинную солидарность она чувствовала только с теми, кто, как и она, пребывал в сомнении. Но если попытаться объяснить все это Мухаммеду, не потребует ли он назад свой сэндвич?

* * *

Когда Пери была маленькой, каждый год накануне праздника Курбан-байрам в доме вспыхивали ссоры. Менсур был против ритуальных жертвоприношений. Он считал, что лучше отдать деньги бедным, чем выбрасывать их на жертвенного ягненка. Чтобы накормить голодных и успокоить совесть сытых, совсем не обязательно умертвлять несчастное животное.

Сельма, разумеется, не соглашалась с мужем.

– Бог не просто так требует от нас неукоснительного соблюдения традиций, – говорила она. – Если бы ты удосужился прочесть Коран, то понял бы это.

– Я читал Коран, – возражал Менсур. – Конечно, не весь. В этом нет никакого смысла.

– В чем нет смысла? – раздраженно спрашивала Сельма.

– В Коране нет ни слова о том, что Бог приказал Аврааму принести в жертву сына. Авраам все неправильно понял.

– Глупости! – сердилась Сельма.

– Но послушай, женщина, разве Авраам слышал, чтобы Бог приказал ему убить сына? Он просто видел сон, так? Сон, который неправильно истолковал. Думаю, Бог в милости своей увидел, как он ошибся, и послал ему ягненка, чтобы спасти ни в чем не повинного мальчика.

– Ты говоришь, как большой упрямый ребенок! – вздыхала Сельма. – Слава Богу, у меня трое детей, и еще один мне не нужен.

Твердая в своей решимости обязательно купить собственного барана, Сельма всегда заранее начинала откладывать деньги. Несколько дней барана держали в саду, откармливали, красили хной, а потом отправляли на скотобойню. Мясо раздавали семи соседям, а также бедным.

В тот год, когда Пери должно было исполниться тринадцать, несколько живущих по соседству семей решили объединить средства и купить быка. Они ожидали, что это будет величественное животное, излучающее силу и мощь. Бык действительно оказался огромным, но он так ошалел от испуга, что имел жалкий вид. Кротостью жертвенного ягненка он не обладал, но никакого величия в нем не наблюдалось. В общем, все были разочарованы.

Быка поместили в гараж, где он провел два дня, одержимый ужасом. По ночам было слышно, как он бьет копытами в дверь, надеясь спастись бегством. Его рев, казалось, рвался из самых глубин охваченной страхом души. Судя по всему, бык предчувствовал свою печальную судьбу. На третий день, когда его вывели из гаража, бык вырвался на свободу и выбежал на улицу. Несясь по тротуару во весь опор, он налетел на какого-то незадачливого прохожего и повалил его наземь. Не сумев порвать путы у себя на ногах, бык попытался спрятаться за мусорные баки. Зрители, наблюдавшие за этой сценой, хохотали; с каждой минутой зевак становилось все больше. Человеку, поваленному быком, помогли встать на ноги. Со всех сторон сбегались дети, привлеченные шумом. Взобравшись на садовую ограду, Пери смотрела, как бык тяжело дышит, наставив на толпу рога. Ужас, исходивший от животного, казался осязаемым.

В отличие от безропотного барана, бык не собирался сдаваться без боя. Он был готов сражаться против двадцати обступивших его мужчин. Выскочив на шоссе, он оказался среди автомобилей, стремительных металлических монстров. Остановить беглеца удалось лишь с помощью пистолета, заряженного пулей со снотворным. Свою смерть бык принял во сне. Позднее нашлись люди, утверждавшие, что мясо его нельзя считать халяльным, так как снотворное отравило его кровь. Но к их мнению никто не стал прислушиваться.

– Что за бессмысленное варварство! – возмущался после этого случая Менсур. – Ислам запрещает причинять вред всем живым существам, включая животных. Ради чего эти придурки замучили несчастную тварь? Я не буду есть это мясо.

Сельма на этот раз не стала спорить.

– Не хочешь – не ешь. Может быть, я тоже не буду. Но не надо возмущаться. Имей уважение к традициям.

Пери, с замиранием сердца ожидавшая очередного скандала, была удивлена, что родители пришли к согласию. Мясо, пришедшееся на их долю, они раздали бедным.

В тот вечер Пери заметила, что отец слишком часто наполняет стакан ракы.

– Ну и денек выдался, – пробормотал он. – Такие развлечения, как охота на быка, явно не для меня. С ног валюсь от усталости. Так я не уставал с тех пор, как вы родились и не давали нам спать по полночи.

Пери, наливавшая себе воды, едва не выпустила графин из рук.

– Вы? Ты о чем?

Менсур потер лоб рукой. У него было лицо человека, который понял, что сболтнул лишнее. Несколько мгновений он молчал, не зная, как выпутаться из неловкой ситуации.

– Я думал, ты помнишь, – наконец произнес он, как видно решив, что отступать некуда.

– Что я должна помнить?

– У тебя был брат-близнец. Он умер совсем маленьким.

Она почувствовала, как в подсознании шевельнулось какое-то едва уловимое воспоминание.