Едем молча. Повышенное внимание со стороны Чарушина, конечно, присутствует. Но это не напрягает. Напротив, добавляет уверенности. Он контролирует. Плохого не случится. С ним рядом точно не случится. Мой Чара Чарушин просто не допустит. Держит. Он держит нас обоих. Тащит за двоих, не раз доказывал. Я доверяю ему. Больше, чем самой себе.

Настолько, что минут пятнадцать спустя, уже у моря, позволяю Артему с ребенком приблизиться. Он красивый, малышка чудесная – картинка изумительная.

– Тебе идет… – шепчу я.

– Уверен, тебе тоже пойдет.

Я судорожно вздыхаю и позволяю своим слезам пролиться. Кислорода не хватает, но я стараюсь не паниковать. Нельзя сбиваться с ритма. Поэтому фиксирую взгляд на ладонях Чарушина. Он держит ими ребенка. Осторожно, умело, но крепко.

Он молодец. Со всем справится. А значит, и я должна.

– Все хорошо, – выдыхает совсем близко. – Все хорошо, Лиз. Смотри, это Нюта. Мне ее скоро крестить. Будем ее любить, ладно?

Оказавшаяся между нами малышка протягивает ручку и трогает мои волосы. Я неосознанно ее перехватываю. Перехватываю и задерживаю. С каким-то ошеломительным восторгом скольжу по нежнейшей коже, перебираю крохотные пальчики.

– Такая маленькая… – вырывается у меня вместе со сдавленным всхлипыванием.

– Да…

– А сколько ей?

– Девять месяцев.

– Ясно… – роняю совсем тихо. – Очень красивая… Бойкам повезло…

– Угу… Хочешь взять ее на руки?

– Я не… – теряюсь от страха. И разрываюсь от желания. – Не знаю…

– Возьми, Лиз. Возьми, я подстрахую.

Поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. А ведь в его глазах весь мой мир. Мне нечего бояться.

Артем прижимает Нюту ближе ко мне, и я… Я ее принимаю. Бережно обнимаю руками и замираю. Глазам тотчас слепо становится. Виска касаются горячие губы. Со всех сторон окутывает его сила.

Больше боли. Больше восторга. Больше слез.

Тихо плачу. Почти беззвучно. Потому что сейчас мои страдания – это очищение. Душа скидывает последние оковы, освобождается и погружается в блаженное умиротворение.

– Ладно, Чарушин… Ладно… Будем ее любить... Точно будем, – с опозданием на его вопрос отвечаю.

– Спасибо… – глухо выдыхает мне в волосы.

– Это тебе… Тебе спасибо, Артем… Ты потрясающий… Мой… Родной… Настоящий…

– Просто люблю тебя.

– Знаю, что не просто… Болит же? У тебя тоже болит?

– Угу… Немного… – выдает глухо. Явно тяжело дается, но как же он держится… Невероятно! – Пройдет все, Лиз. Все пройдет. Обещаю. Заживет. Верь мне.

– Ты потрясающий, – повторяю настойчивее. – Люблю тебя. Очень сильно. И всегда-всегда любить буду.

– Спасибо.

– Боже, Чарушин… Хватит благодарить… Боже… Прими как неизбежное!

Наконец, он смеется. Отстраняется, чтобы посмотреть мне в лицо. Ослепляет улыбкой. Отравляет счастьем. Я охотно его вбираю.

А через каких-то полчаса, едва завершаем первый круг по территории Чарушиных, мне уже кажется нереальным отлепиться от этого ребенка.

– Господи… Какая же она чудесная, Тём… Невозможно насмотреться, натрогаться, надышаться…

– Согласен, – проговаривает, не отрывая от нас с Нютой взгляда. А потом… Потом, как всегда, уверенно заявляет: – Скоро и у нас будет.

– Что? – выдыхаю растерянно.

– Наше продолжение.

Я принял ответственность за свои желания.

© Артем Чарушин

Я бегу. Режу темный городской квартал на пределе сил. Ветер, шум голосов, визг клаксонов, вой сирен – все эти звуки перекрывает натужная высота моего спертого дыхания. Кислорода не хватает. Сердце бомбит убийственно. Но остановиться я не могу. Не имею на это права.

Я бегу. И пока я бегу к ней, бой не проигран.

Она ждет... Она ждет… Теперь я точно знаю, что ждет.

– Чарушин, если все люди по парам, ты – мой мужчина… Я тебя люто… Люблю, Тём… Всегда любила…

Яркая вспышка света слепящей полосой сносит мир. Все поглощает.

Я торможу. Делаю шаг назад. А потом – уперто три вперед.

Она ждет... Она ждет… Она меня ждет!

Пространство летит кубарем. Пока я пытаюсь справиться с головокружением, разбрасывает дивным калейдоскопом скопище разноцветных картинок. Среди них я и моя Лиза. Много моей Лизы, она в приоритете.

– Папа… Пап, я здесь… Папа…

Звук детского голоса тонкий и совсем не громкий, а оглушает. Черепную коробку сдавливает, словно на внушительном скачке атмосферного давления. Грудь острой спицей пронизывает. В самое сердце и резко навылет.

Судорожно тяну кислород и медленно моргаю. Видимость проясняется постепенно. Мир обретает краски.

Море – наше, бушующее, родное. Небо – чистое, ясное, мирное. Песок – мокрый, шероховатый, теплый. И ребенок… Сын. Мой. Наш.

Смотрю и глазам своим не верю.

Будто мираж все. Будто старая видеосъемка из моего детства. Будто сам я.

– Папа, я так устал ждать… Когда вы уже меня позовете? Мне тут скучно. Я к вам хочу.

Подрываюсь. Сажусь раньше, чем сон полностью рассеивается. Под градом озноба замираю. Пытаюсь выровнять дыхание, когда осознаю, что Лиза подскочила вместе со мной. Поворачиваюсь и вновь застываю.

Напряженно смотрим друг другу в глаза.

– Что тебе приснилось? – тихо спрашиваю я.

– Просто сон…

– Рассказывай.

– Ой… – резко всхлипывает, прижимая к губам ладонь. – Я не могу.

Молча, без лишних слов, притягиваю ее к себе. Поглаживая по плечам, даю возможность успокоиться. У самого же в груди все рушится. Все. Абсолютно. В мелкий фарш перемалывается и разлетается пульсирующими кусками по периметру. Каждая часть живая. Каждая воспаленная. Каждая реактивная.

– Это был он, Лиз? – спрашиваю, игнорируя то, как сильно при этом ломает. – Наш сын?

Кивать она начинает задолго до того, как обретает способность говорить.

– Да… Тём, сегодня мне удалось его рассмотреть… – шепчет задушено, но на таком запале, что меня обжигает. Нет, не просто обжигает. Сжигает на хрен. – Он так на тебя похож… Просто невероятно…

– Знаю, – давлю так же тихо. – Мне тоже снился.

Лиза отшатывается, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Правда? – потрясенно.

Я подбит. Снят с орбиты. Вообще ни черта баланс не держу. Тупо по накатанной лечу.