Когда они были готовы, сержант Бакке попросил Хейхе остаться с ней, но Эгон воспротивился.

– Только не он. Не убийца, – сказал Эгон. Аксель заметил, что сержант смотрит на него.

– Тогда это будешь ты.

Калипсо перевернулась, потерла глаза; напевание перешло в хрип, когда Аксель взял ее на колени. Как только Эгон вышел из комнаты, она закричала так, что Акселю пришлось закрыть ей рот рукой. Но истощенная девочка не могла бороться долго: хныкая, она заснула.

Аксель аккуратно уложил ее на диван, подсоединил рацию к шифровальной машине PACE и поймал сигнал лейтенанта Морениуса в Норвегии. Аксель бросил взгляд на часы. Четыре часа до рассвета. До этого времени им необходимо вернуться на склон долины. Там они должны будут уйти в укрытие, пока снова не наступит тьма. Он подошел к окну. Быстро плывущие облака скользили, заслоняя звезды, но с юга, оттуда, где полумесяц лежал на боку, на них наползала густая пелена туч. Надвигался шторм.

За час до рассвета вернулись остальные. Эгон быстро сориентировал Акселя. Они нашли трупы, изуродованные взрывом и огнем. Несколько сгоревших лабораторий и складских залов. Из изолированной морозильной камеры им удалось добыть два образца, но они не знали, выдержал ли вирус жар.

Аксель послал сигнал домой, и солдаты стали готовиться выступать.

Девочка по-прежнему спала. Сержант Бакке встал в дверях и сделал знак, чтобы солдаты выходили.

– Flickan?[43]

Хейхе стоял около дивана.

– Она остается, – ответил сержант Бакке.

– Hun kommer att dö.[44]

– Мы здесь не для того, чтобы похищать российских граждан. К тому же она замедлит нашу операцию. Будем надеяться, что русские вернутся вовремя.

Хейхе открыл рюкзак, достал свои упаковки с провиантом и хотел положить их около малышки, но сержант покачал головой.

– Нет. Ничто не должно указывать на то, что мы здесь были.

Хейхе только вздохнул. Убрал упаковки обратно в рюкзак, положил руку на сердце и затем провел ею по спящему телу девочки, словно совершая ритуал.

– Ditt beslut[45], – сказал он все тем же безразличным тоном.

– Хорошо, – ответил сержант Бакке.

На мгновение Аксель было подумал, что Хейхе запротестует. Но этот парень удивительно быстро переключался и мог с легкостью подавить в себе проснувшуюся человечность.

– Борг. Ты готов?

Внимание Акселя было сосредоточено на шведе и сержанте. Но когда Эгон попал в круг света от фонаря Бакке, Аксель увидел в руке Борга пистолет. Стоя рядом с диваном, он направлял его в голову Калипсо.

– По твоей команде, Бакке.

– Какого черта ты творишь? – зашипел сержант.

– По твоей команде, сержант Бакке! – повторил Эгон. Девочка слегка пошевелилась.

– Твою мать, что ты о себе возомнил! – Бакке зашагал по комнате и остановился на расстоянии вытянутой руки от Борга. Аксель попытался понять по выражению глаз чувства Хейхе. Но взгляд шведа был пустым.

– Если мы собираемся убить ребенка, то сделаем это как солдаты. Она не будет лежать здесь и медленно умирать мучительной смертью.

Сержант презрительно покачал головой. Поднял фонарик и посветил Эгону прямо в лицо.

– Речь идет не о чертовом котенке, – добавил Эгон.

Он учащенно задышал. Плечи поднимались и опускались с бешеной скоростью. Эгон держал дрожащее дуло всего в сантиметре от молочно-белого тела Калипсо.

– Лейтенанта Фальсена ты послушался бы. Он бы сказал то же самое. Девочка остается здесь. Мы уходим, – продолжил Бакке.

Эгон не сдвинулся с места.

Бакке перевел дыхание.

– Спасая ее, ты не поможешь себе, Борг.

Эгон вопросительно посмотрел на него. И тут на него обрушились самые подлые слова.

– Выживет она или нет, ты все равно останешься убийцей собственного ребенка. Но можешь застрелить ее, если думаешь, что это облегчит твои угрызения совести. Никто здесь на тебя не заявит. Сволочь.

Выбор. Иногда решение приходит неожиданно. Тело действует само. Называйте это ощущением в животе, называйте это спинным рефлексом, но как бы то ни было, решение все равно отразит, кто вы такой. Ударить в ответ или испугаться?

Эгон выстрелил. Поднял руку и выстрелил. Пуля попала Бакке прямо промеж собачьих глазок. Противогаз наполнился кровью.

Тихий щелчок и свистящий звук из щитка наверху стены означали, что вентиляция опять включилась.

– Какого черта вы хотите сказать?!

Эгон Борг ударил кулаком по столу и отодвинул кресло назад, словно собираясь подняться.

– Сидите на месте.

Кафа сохраняла прохладный, но нейтральный тон. Только ее щеки загорелись. Здесь, в комнате для допросов, начальник она. И она решает, когда им сидеть, а когда вставать.

Ноздри Борга раздувались.

– Какого хрена вы хотите ворошить это?

Он соскользнул обратно в кресло, быстро стукнув спреем для носа по столу.

– Мы съехали с дороги. Машину занесло, и мы врезались в пень, который разбил окно и попал в Сюзанну.

– Она была в сознании?

– Да. У нее было страшное кровотечение. Но она была в сознании. Врачи сказали, что это адреналин. Но она вскоре лишилась чувств. С ней не было контакта, когда приехала «Скорая».

Слова звучали отрывисто, будто каждое из них было последним, которое получит следователь.

– В первый раз, когда мы разговаривали, – сказала Кафа, – вы упомянули, что Сюзанна получила обширные травмы головы и грудной клетки. Какие именно травмы?

– Что вы хотите от меня услышать?

– Что было повреждено? Череп, нос, рот, подбородок, грудина, ребра, ключицы…?

Он уставился на нее. Удивленно и как будто обиженно.

– К чему вы клоните?

Кафа позволила тишине ответить за себя. Через несколько мгновений молчания он покачал головой.

– Я… я почти уже и не помню. Все. Все было разрушено. Она была… разбита вдребезги.

– А зубы? Зубы затронуло?

– Какое это имеет значение?

– Решающее, – сказала Кафа. – Она сделала глубокий вдох и продолжила. – Я искала отчет с места происшествия. И в архивах полиции. И в архивах «Скорой помощи». И в архивах службы спасения. Но я его не нашла.