Коннигер перевел взгляд на огонь, крепко стиснув руки.

– Когда Мэйв явилась, Рэглан позвал нас с отцом. Дитя надо было бросить в лесу. Мэйв встала на дыбы, как сделала бы любая мать. Задачу возложили на меня. Я был сыном Щита – невидимый, надежный и рвущийся доказать свою нужность. Они сказали, что это легко. Возьми ребенка, унеси в лес и брось где-нибудь. Лучше найди место подальше, чтобы она не нашла. С этим-то все просто. Трудно оказалось забирать младенца у Мэйв и… – Коннигер скривился. – И встретить ее по возвращении.

Коннигер помолчал и нервно сглотнул.

– Мэйв разоралась. – Он невесело хмыкнул. – Никогда не слышал, чтобы взрослая женщина так вопила. Можно подумать, я резал ее на куски. До сих пор слышу ее крики, и как они срываются на визг. Младенец тоже вопил, прямо захлебывался. Ну, ты знаешь, как они плачут. Орал всю дорогу. Даже громче, чем сопляки Осени, когда разойдутся. Я был только рад от него избавиться.

Персефона прислонилась к колонне. Он лжет! Рэглан никогда бы…

– А младенец все вопил. Удивительно, как далеко разносится звук. Я бросил девчонку возле водопада – того самого, где ты убила Сэккета и Эдлера – и даже шум падающей воды не смог заглушить криков… Рэглан и отец так мной гордились: в их глазах я стал мужчиной. Только мужчиной я себя не чувствовал. Клянусь, мне до сих пор мерещится крик того ребенка! Вот почему я ненавижу детишек Осени. Все они кричат одинаково…

Персефона была не в силах слушать, но слова Коннигера продолжали ее захлестывать.

– Когда Мэйв нашла меня, по ней было видно – проплакала все время, что я ходил. Старушка Мэйв смотрела на меня так, будто она висит над обрывом, и веревка – в руках у меня. Она хотела знать, где я оставил младенца. Думаю, чтобы отыскать его и пуститься в бега. Поздно спохватилась. Я не мог рисковать уважением Рэглана и отца. Однако я должен был сказать ей хоть что-нибудь.

«Неправда! Рэглан никогда не завел бы ребенка от Мэйв, а если бы и завел, уж точно не приказал бы его убить, чтобы спастись от позора. Это не тот мужчина, которого я знала. Это не тот мужчина, которого я любила».

И все же она была уверена, что Коннигер не лжет. Это читалось в его глазах, в том, что он старался на нее не смотреть, в том, как заламывал руки и в покаянном тоне его голоса, в котором звучали подавленность и стыд. Вдобавок Коннигер не смог бы придумать столько подробностей – ума бы не хватило. Значит, он говорит правду.

– Что ты рассказал Мэйв?

– Сказочку о том, что ее мольбы услышаны. Да так, собственно, и вышло. Я сказал, что боги забрали ее малютку и превратили в медвежонка, милого пушистого детеныша. Она поверила. Она не могла не поверить, потому что правда ее бы убила.

– Ты сказал, что она с Сури отправились спасать ее дочь? Что ты имел в виду?

Коннигер глубоко вздохнул, сложил руки домиком и удрученно развел большие пальцы в стороны.

– Мэйв… Она не смогла мириться с тем, что о ее дочери позаботятся боги. Надо было сказать, что младенец превратился в ворона и улетел! Мэйв представила бедного покинутого медвежонка, голодающего без матери, и отправилась на поиски. Ходила в лес каждый день, и я боялся, что она наткнется на останки своего ребенка, растерзанного волками или еще кем. Волки нашли бы его быстро, учитывая, как громко он орал. Я решил, что рано или поздно Мэйв сдастся, но будь я проклят, если ей не удалось отыскать брошенного детеныша! Она стала его кормить, носила в лес еду… Я не вспоминал эту историю, пока не наступила Долгая зима и не начали исчезать трупы.

Персефона и Рэглан так и не узнали, что случилось с телами, только нашли те страшные следы на снегу. Они не захотели выяснять подробностей, потому что боялись их. Жители далля и так уже были в отчаянии, слухи ползли разные, и ей с Рэгланом пришлось сочинить историю. Они затоптали следы и сказали, что тела утащили лесные звери. Однако Персефона знала правду. Отпечатки ног рядом со следами волочения до сих пор стояли у нее перед глазами. Их оставили маленькие, женские ножки.

– Мэйв скармливала наших мертвецов своей дочери. Я промолчал. Наверно, чувствовал себя виноватым. Или боялся, что Рэглан обвинит во всем меня. А ведь я тогда стал новым Щитом, помнишь? Не хотел лишиться всего, чего достиг, к тому же никак не предполагал, во что это выльется. Мне даже в голову не пришло задуматься над тем, что будет, когда медведь привыкнет к человечине. Пока прочие звери голодали, дочь Мэйв росла. Она стала сильной и потеряла страх перед человеком. После того, как она нас распробовала, мы стали ее любимой едой. Так медведица и подумала, увидев твоего сына – еда!

– Бурая Грин?! Мэйв считает, что Бурая Грин – ее дочь? – Персефона изо всех сил вцепилась в подпорку. – Что задумали Мэйв и Сури?

– Не знаю. Мэйв разбудила меня перед рассветом и сказала, что уходит с чокнутым мистиком, которая знает, как изгнать демона из Бурой Грин. Похоже, они думают, что смогут превратить ее обратно в человека. Мэйв была так счастлива. Совсем умом тронулась, еще когда Рэглан приказал мне забрать ее дочь. Они ушли пару часов назад.

– И ты позволил ей уйти? Почему не рассказал правду?

– В том-то и дело. – Коннигер уставился в пламя с затравленным видом. – Может, это и есть правда. Ведь после того, как я отнес ребенка в лес, Мэйв рыскала там каждый день. Ребенка не отыскала, зато нашла брошенного медвежонка. Наверно, боги слышали, как я рассказывал ей про детеныша. Наверно, они сделали сказку былью.

– Ты должен предпринять хоть что-нибудь! – вскричала Персефона. – Собирай людей!

– И что дальше? Куда я их поведу?

Наверху снова послышалось царапанье.

– Волк! – сказала Персефона скорее себе, чем Коннигеру. – Следуй за волком!

Персефона пробежала через зал, обогнула балясину и помчалась вверх по лестнице.

– Арион?

– Персефона, не входи. Волк рвется наружу! – крикнула Арион из комнаты. Предупреждение было лишним: дверь тряслась от ударов. – Сури здесь нет. Она оставила у меня волка. Девочка отправилась ловить медведя и сказала, что Минна будет мешать.

Снова заскребли когти, дверь задрожала. Подобное неистовство заставило Персефону отступить. Она засомневалась.

– Вы там в порядке?

– Да, – ответила Арион. – Однако я думаю, следует послать кого-нибудь на помощь Сури. Я боюсь, она может погибнуть. Она считает, что в медведя вселился демон.

Даже фрэй волнуется!

– Минна? – ласково окликнула Персефона. – Ты меня слышишь, Минна?

Скрежет утих, и волк горестно взвыл.

– Что делает волк? – спросила Персефона.

– Лежит перед дверью и принюхивается.

– Привет, Минна! Помнишь меня? Я хочу, чтобы ты отвела меня к Сури. Ты ведь любишь Сури?

– Как только откроешь дверь, волка тебе не видать, – заверил Коннигер, поднявшись по лестнице и встав позади Персефоны.