— Само понятие «маран» относится только к пиренейским иудеям. Так или иначе, еврей Колумб не мог оказаться генуэзцем: людям нашего племени с XII века было запрещено задерживаться в Генуе более чем на два дня. В эпоху Колумба этот запрет еще действовал. Нельзя было оказаться иудеем и генуэзцем одновременно. Одно из двух: либо генуэзец, либо иудей. Кстати, забавная деталь: в XV–XVI веках слово «генуэзец» служило эвфемизмом для понятия «иудей». В те времена слова «он иудей» означали «он еврей». Иудеями называли не последователей иудаизма, а евреев как нацию. А если учесть, сколько антисемитских предрассудков было у тогдашних христиан, не приходится удивляться, что многие иудеи предпочитали тогда называться генуэзцами. Потом их начали так звать и другие, иногда иронически, а иногда и серьезно. Понимаете?

— У вас есть доказательства?

— Никаких документов не сохранилось, приходится верить устной истории, народной памяти. Хотя есть письмо, написанное в 1512 году великим инквизитором Кастилии отцом Антонио де Аспой из ордена Святого Иеронима. Аспа пишет, что во время первой экспедиции в Новый Свет Колумб взял на борт «сорок генуэзцев». Сейчас принято считать, что большинство членов команды были кастильцами, но среди них затесались несколько десятков евреев, предположительно маранов. Иными словами, отец Аспа информирует инквизицию о том, что в походе участвовали иудеи. Но как часто бывало в то время, не говорит об этом прямо.

— Хм, — неопределенно хмыкнул Томаш, думая о своем.

В его памяти вдруг всплыл полузабытый вопрос, так и оставшийся без ответа. Он вскочил на ноги и вышел из-за стола, не в силах оставаться на месте. Теперь он знал ключевое слово: маран.

Пальцы медленно поворачивали колесики кодового замка; металлическое нутро сейфа отзывалось на каждый поворот мерным мелодичным позвякиванием исправного часового механизма. Мадалена Тошкану в томительном ожидании наблюдала за операцией из-за плеча Томаша.

— Послушайте, — выдохнула старушка. — Вы уверены, что это и есть ключевое слово?

Профессор подвинул к себе листок с подсказкой.

— Сейчас увидим, — пробормотал он, не отрываясь от работы.

Цифры одна за другой возникали на экранчике сейфа. Двенадцать, один, семнадцать, еще раз семнадцать. Тик-так, тик-так. Кроме дыхания Томаша и вдовы, тишину в комнате нарушал только этот звон, едва слышный, нежный и такой тревожный. Машина неохотно расставалась со своей тайной; она придирчиво изучала чужаков, неторопливо размышляя, стоит ли делиться с ними секретом; так цветок не спешит раскрыться, плотнее сжимает тугие лепестки, опасаясь выпустить на волю чудесный аромат. Бездушный механизм, верный страж бесценного сокровища, и человек, жаждущий во что бы то ни стало его заполучить, сошлись в неспешном, молчаливом, ожесточенном поединке. Томаш на мгновение прервался, отгоняя внезапный страх, — а что если все-таки ошибка? — и твердой рукой набрал последние цифры. Один, тринадцать, четырнадцать. Тик-так, тик-так. Кто кого? Человек или машина?

В ответ в металлических внутренностях что-то щелкнуло.

Заветное слово отворило железную дверцу, словно волшебный сезам вход в пещеру сорока разбойников.

— Ура! — юношески восторженно закричал Томас. — Получилось!

— Слава богу!

Профессор и сеньора Тошкану одновременно потянулись к сейфу, спеша поскорее завладеть его содержимым; внутри царила густая, непроницаемая тьма. Отчаявшись защитить свое сокровище, побежденный механизм попытался скрыть его от мира во мраке, укутать мглой, погрузить в забвение. Так умирающий из последних сил борется за жизнь, хватаясь за призрачную надежду. Но глаза чужаков уже привыкли к темноте; в глубине что-то белело.

Профессор опасливо сунул руку в железный рот, чувствуя себя конкистадором в джунглях неведомой страны; ощупав гладкие холодные стенки сейфа, он вытащил на свет его содержимое, благоговейно, словно древнюю тайну или священную реликвию, бережно, как нежный цветок или хрупкую амфору, уцелевшую в круговороте времени и много веков пролежавшую в земле.

В сейфе лежали три листка бумаги.

Первые два оказались ксерокопиями старинной рукописи, которую Томаш на глаз датировал XVI веком. На беглый взгляд, рукопись казалась совершенно неразборчивой. Припомнив навыки палеографа, Норонья изучил виньетку в левом верхнем углу первой страницы и попытался прочесть идущий за ней текст.

«В год, следующий за… — даты Томаш не разобрал, — в год чумы, что опустошала главные области Кромарки, Рибу, Риштелу, Король, который ныне упокоился со святыми, в Лиссабоне… Христофора Колона, талианца, открывшего остров Сипанго для кастильской короны…»

— Что это? — спросила Мадалена.

Профессор с обескураженным видом перебирал страницы.

— Если я не ошибаюсь… — пробормотал он, — это «Хроника короля Жуана Второго» Руя де Пины. — Норонья на мгновение усомнился, но тут же окончательно утвердился в своей догадке. — Отрывок, посвященный встрече Колумба с королем Жуаном после возвращения из первой экспедиции.

— Разве это не важно?

— Ну отчего же… Важно, конечно. — Томаш рассеянно поглядел на вдову. — С одной стороны, этот текст широко известен, и никакой тайны в нем нет; с другой — ваш супруг, насколько я понимаю, был противником Пины. Видите, вот здесь, в третьей и четвертой строках? «Кристоф Колон, талианец». Профессор Тошкану как раз доказывал, что Колумб итальянцем не был.

— Но Мартиньо всегда говорил, что в сейфе спрятано главное доказательство.

— Главное доказательство? Но чего? Того, что Колумб все же был итальянцем? — Норонья раздраженно тряхнул головой. — Ничего не понимаю!

Мадалена Тошкану отобрала у Томаша бумаги и тут же принялась их изучать.

— А это что? — Внимание пожилой сеньоры привлекла карандашная пометка на обороте первого листа.

Норонья мельком глянул на страницу.

— Странное дело. — Томаш недоуменно пожал плечами. — Кодекс 632, — произнес он задумчиво. — Похоже на библиотечный номер.

— Номер?

— У каждого экземпляра в библиотеке есть свой номер. Его присваивают архивисты. Так проще понять, где хранится документ, сколько…

— Я знаю, что такое библиотечный номер, — перебила Мадалена.

Томаш смутился. Он давно понял, что Мадалена Тошкану вовсе не так проста, и под маской тихой старушки скрывается образованная женщина, любящая книги и отнюдь не чуждая серьезной науке. Годы, бедность и недавняя утрата подкосили сеньору Тошкану, но не сломили и уж точно не превратили в клушу.

— Извините, — проговорил Норонья, потупившись. — Наверное, ваш муж брал в библиотеке какой-то документ и записал его номер.

Мадалена Тошкану внимательно разглядывала пометку.