Это он меня заставил.

— Спасибо.

— А пока вам лучше вернуться домой. Отдохнуть. Я отправлю полицейского в штатском патрулировать ваш район, просто на всякий случай.

— Да, — говорю я. — Да, хорошо.

— Вас подбросить?

Детектив Томас довозит меня до машины, все еще припаркованной рядом с домом, где я провела детство. Я не решаюсь поднять глаза — просто перелезаю из полицейской машины в свою, не отводя взгляда от гравия, завожусь и отъезжаю. По дороге обратно в Батон-Руж ни о чем толком не думаю, только гляжу на разделительную полосу, пока не чувствую, что уже заработала косоглазие. Миную знак, приглашающий посетить Энголу, тридцать пять миль к северо-востоку, — и только крепче сжимаю руль. В конце концов, в него все и упирается, в моего отца. Счета Патрика, то, как Тайлер пытался отговорить меня от посещения тем вечером в мотеле. Хлоя, это опасно. Отец что-то знает. Ключ ко всему этому в его руках. Он — связующее звено между Патриком и Тайлером, между мертвыми девочками и мной; он объединяет нас всех, словно мух, угодивших в одну паутину. Он располагает ответами — он, и никто другой. Само собой, я давно это знала. В мыслях я играла с идеей посетить его, крутила ее в сознании, словно комок глины в пальцах, надеясь, что он обретет форму. Что даст мне ответ.

Так я ничего и не получила.

Вхожу в дверь, ожидая услышать мелодичный звон, уже ставший привычным успокоительный звук охранной системы, но она молчит. Гляжу на пульт и вижу, что он не активирован. Потом вспоминаю, как смотрела в телефоне на Патрика, выключающего свет, — последним из дома вышел он. Набрав на клавиатуре код, я поднимаюсь наверх и иду прямиком в ванную, где бросаю сумочку на крышку унитаза. Набираю полную ванну, вывернув ручку до упора в надежде, что обжигающая вода прокалит меня насквозь, начисто смыв Тайлера с кожи.

Попробовав воду кончиком большого пальца, я соскальзываю в ванну; тело быстро приобретает рассерженно-розовый цвет. Вода покрывает грудь, потом ключицы. Я погружаюсь так глубоко, что снаружи остается лишь лицо; в ушах слышен шум крови. Я скашиваю глаза в сторону сумочки, внутри которой — емкость с таблетками. Воображаю себе, как глотаю их все и проваливаюсь в сон. Тело в ванне оседает все глубже, от губ отделяются мелкие пузыри, потом один большой пузырь — и все. Наконец наступит покой. И тепло вокруг. Интересно, как скоро меня найдут? Вероятно, не один день пройдет. А то и вся неделя. Уже начнет отделяться кожа, клочьями всплывать на поверхность, словно листья кувшинок…

Я смотрю на воду и вижу, что она сделалась бледно-розовой. Хватаю мочалку и принимаюсь тереть кожу, сдирать с рук присохшую кровь Тайлера. Ничего уже не осталось, но я все тру, тру изо всех сил. До боли. Потом наклоняюсь вперед, выдергиваю затычку и сижу так, пока не уйдет вода.

Натянув спортивные штаны и такой же свитер, спускаюсь вниз, иду в кухню и наливаю стакан воды. Залпом его выпиваю и со вздохом, понурив взгляд, гляжу на донышко. Но тут же снова поднимаю голову и прислушиваюсь. По коже волной несутся мурашки; я осторожно ставлю стакан и делаю шажок в сторону гостиной. Я что-то слышала. Приглушенный звук. Неясное движение, которого я и не заметила бы, если б не столь острое в этот миг чувство одиночества.

Вхожу в гостиную — и цепенею, уставившись на Патрика.

— Привет, Хлоя.

Я молча взираю на него и воображаю себя наверху, в ванне, с закрытыми глазами. Которые я открываю и вижу Патрика над собой. Его протянутые руки толкают меня вниз. Мой широко раскрытый рот, потоки воды и вопль, захлебывающийся, словно двигатель старого автомобиля за мгновение до кончины.

— Я не хотел тебя напугать.

Я смотрю в сторону двери, на пульт, остававшийся неактивированным. И тут понимаю, что он не покидал дом. Вспоминаю тот кадр, где он стоит у двери и, вздохнув, выключает свет. Изображение делается темным. Но я не видела, чтобы он открывал дверь. Не видела, как он выходил.

— Я знал, что ты не вернешься, если только не будешь уверена, что я уехал, — говорит, читая мои мысли, Патрик. — Планировал тебя дождаться, чтобы поговорить. Я даже видел, как ты вчера подъехала и припарковалась снаружи. Но потом снова уехала. И не вернулась.

— Там снаружи полицейский в штатском, — вру я. Не видела я никого, когда подъезжала. Хотя, может, он все-таки там. Хотелось бы надеяться. — Тебя ищут.

— Просто позволь мне объяснить…

— Я виделась с твоей матерью.

Похоже, он ошарашен — не ожидал. У меня нет никакого плана, но при виде Патрика у себя дома, как обычно уверенного в себе, во мне просыпается гнев.

— Она мне все про тебя рассказала, — говорю я. — Про твоего отца, как он ее бил. Как ты одно время пытался вмешиваться, а потом решил, что так и надо.

Пальцы Патрика сжимаются в кулаки, пока еще не слишком плотно.

— С ней именно так и было? — спрашиваю я. — С Софи?

Я представляю себе, как Софи Бриггс возвращается домой от подружки; розовые кроссовки стучат по ступеням, хлопает рама с сеткой. Она ступает внутрь и видит ссутулившегося на диване Патрика, его кривую ухмылку и мертвые глаза. Представляю, как она торопится мимо него, спотыкаясь о разбросанный на ковре мусор, устремляется к ступеням, ведущим вверх, к ее комнате. Патрик у нее за спиной, уже совсем рядом, хватает ее за забранные в хвостик волосы и резко дергает. Шея откидывается назад, раздается треск, словно сломался сучок. И приглушенный вопль, которого никто не слышит.

— Может, ты ничего такого и не хотел. Просто все зашло слишком далеко.

Ее тело у подножия лестницы, обмякшие руки и ноги, словно влажные макаронины. Патрик трясет ее за плечо, потом нагибается, поднимает руку — которая мертво падает обратно. Он осторожно снимает с пальца кольцо, запихивает в карман. Дурные привычки так и начинаются, с несчастных случаев: сломанный мизинец может привести к наркомании. Если б не боль, человек и не узнал бы никогда, чего ему так сильно хотелось.

— Ты думаешь, что я убил собственную сестру? — спрашивает Патрик. — Ты к этому клонишь?

— Я знаю, что ты ее убил.

— Хлоя…

Осекшись на полуслове, он вглядывается в меня. И в этом взгляде — не замешательство, не гнев и не тоска. В нем то же самое, что я уже видела бесчисленное количество раз. В глазах собственного брата, полицейских. Итана, Сары, детектива Томаса. В зеркале, когда я