Шекспир, «Троил и Крессида»[101]

Однако на следующий день Фред не приехал в Стоун-Корт, и по самой веской причине. Из Хаундсли с его миазматическими улицами, по которым он ходил, покупая Алмаза, он вернулся не только с лошадью, обманувшей его надежды, но и с какой-то болезнью – первые два дня ему только слегка нездоровилось да побаливала голова, но, возвратившись из Стоун-Корта, он почувствовал себя так плохо, что бросился на диван и в ответ на испуганный вопрос матери пробормотал:

– Я совсем разболелся. Пошлите за Ренчем.

Ренч явился, но ничего серьезного не обнаружил, сказал что-то о «легком расстройстве» и даже не обещал заглянуть завтра. Он весьма дорожил Винси как пациентами, но и самые осторожные люди подпадают под власть убаюкивающей рутины, а в тяжелые утра к тому же выполняют свои обязанности без должного рвения. Мистер Ренч был невысоким, чистеньким, желчным человеком в аккуратно причесанном парике. Капризные больные, кислый нрав, страдающая малокровием жена и семеро детей – все это не располагало к неторопливой обстоятельности, в это же утро он вообще запаздывал, а ему еще предстояло отправиться за четыре мили в дальний конец Типтона на консилиум с доктором Минчином (кончина Хикса, деревенского лекаря, расширила практику его мидлмарчских коллег в этом приходе). Ошибаются и великие государственные мужи, так почему же не может ошибиться безвестный врач? Мистер Ренч не забыл прислать обычные белые коробочки, содержимое которых на этот раз было черным и весьма действенным. Бедный Фред не почувствовал себя лучше, тем не менее он не желал верить, что «заболел всерьез», и, встав в обычный поздний час, спустился в столовую позавтракать. Однако сил у него хватило только на то, чтобы сесть у камина, дрожа от озноба. Вновь послали за мистером Ренчем, но он объезжал загородных пациентов, и миссис Винси, перепуганная переменой в своем любимце и его слабостью, расплакалась, а потом сказала, что пошлет за доктором Спрэгом.

– Вздор, маменька! Все это пустяки, – сказал Фред, протягивая ей сухую горячую руку. – Я скоро поправлюсь. Наверное, схватил простуду, когда ездил под дождем в Хаундсли.

– Мама! – воскликнула Розамонда, сидевшая у окна. (Окна столовой выходили на весьма фешенебельную улицу, носившую название Лоуик-Гейт.) – Вон мистер Лидгейт. Он с кем-то разговаривает. На вашем месте я попросила бы его зайти к нам. Он вылечил Эллен Булстрод. Говорят, он вылечивает всех, кого берется лечить.

Миссис Винси бросилась к окну и распахнула его, думая только о Фреде и совершенно не заботясь об этике медицинской профессии. Лидгейт стоял по ту сторону чугунной решетки, всего в двух ярдах от окна, и обернулся на стук рамы прежде, чем миссис Винси успела его окликнуть. Через две минуты он был уже в столовой, и Розамонда покинула ее, помедлив ровно столько, сколько требовалось, чтобы показать, что трогательная тревога за брата заставила ее на минуту забыть о приличиях.

Лидгейт должен был выслушать рассказ миссис Винси, которая с безошибочным инстинктом перечислила все маловажные подробности и особенно долго задержалась на том, что мистер Ренч сказал – и не сказал – относительно следующего своего визита. Лидгейт сразу понял, что у него могут выйти немалые неприятности с Ренчем, но положение было слишком серьезно, чтобы считаться с этим: он не сомневался, что у Фреда начинается тифозная горячка и что он принимал совершенно не те лекарства. Его следует немедленно уложить в постель и пригласить для ухода опытную сиделку, а кроме того, необходимо принять такие-то и такие-то меры предосторожности (на них Лидгейт особенно настаивал). Эти зловещие указания на опасность ввергли бедную миссис Винси в ужас, излившийся бессвязным потоком слов. Некрасиво мистеру Ренчу так с ними поступать, ведь он лечил их много лет и они не приглашали мистера Пикока, хотя он тоже был их добрым знакомым. И она не понимает, почему мистер Ренч так невнимателен к ее детям, не то что к другим. Вот когда дети миссис Ларчер болели корью, он их каждый день навещал, и она, миссис Винси, этому, конечно, только рада. И если что-нибудь случится…

Тут бедная миссис Винси совсем утратила власть над собой, ее добродушное лицо и красивая шея содрогались от рыданий. Все это происходило в передней, там, где Фред не мог их слышать, но Розамонда приоткрыла дверь гостиной и теперь в тревоге вышла к матери. Лидгейт постарался оправдать мистера Ренча: во время его визита симптомы еще могли быть неясными, так как горячка вначале ведет себя очень по-разному. Он сейчас же сам зайдет в аптеку, чтобы лекарство было приготовлено без лишних задержек, а затем напишет мистеру Ренчу и сообщит, что было сделано.

– Но вы должны прийти еще раз… вы должны и дальше лечить Фреда. Не могу же я поручить моего сына людям, которые то ли придут, то ли нет. Я, благодарение богу, ни к кому дурных чувств не питаю, и мистер Ренч вылечил меня от воспаления легких, но лучше бы он дал мне умереть, если… если…

– В таком случае я встречусь с мистером Ренчем здесь, хорошо? – спросил Лидгейт, искренне считая, что Ренч не настолько сведущ, чтобы выбрать наилучшее лечение.

– Да, будьте добры, мистер Лидгейт, – сказала Розамонда, беря мать за руку, чтобы увести.

Когда мистер Винси вернулся домой, он вне себя от бешенства заявил, что будет только рад, если Ренч больше носа к ним не сунет, – лечить Фреда будет Лидгейт, нравится это Ренчу или нет. Тиф в доме – это не шутка. Надо предупредить всех приглашенных на четверг к обеду, чтобы они не приходили. И пусть Притчард не подает вина: от заразы нет средства лучше коньяка.

– Я буду пить коньяк, – объявил мистер Винси тоном, который показывал, что это не тот случай, когда можно стрелять холостыми патронами. – А с Фредом всегда что-нибудь случается. Надо полагать, теперь ему будет везти больше, а то что за радость иметь старшего сына.

– Не говори так, Винси, если не хочешь, чтобы я его потеряла, – сказала его жена дрожащим голосом.

– Ты совсем изведешься, Люси, это-то я вижу, – ответил мистер Винси более мягко. – Но Ренчу я все выложу. (Он почти уверил себя, что горячка могла бы и не начаться, будь мистер Ренч повнимательнее к его – мэра! – семье.) Я не из тех, кто расхваливает новых докторов или новых попов, будь они хоть сто раз булстродовскими. Но Ренчу я все выложу, как бы он это ни принял.

Мистер Ренч принял это без всякого удовольствия. Лидгейт держался со всей той вежливостью, на какую был способен, но вежливость человека, поставившего вас в неловкое положение, только подливает масла в огонь, особенно если вы и прежде терпеть его не могли. Провинциальные врачи в те времена отличались раздражительностью и были весьма чувствительны к покушениям на свой профессиональный статус, а мистер Ренч выделялся раздражительностью даже среди них. Он не отказался встретиться вечером с Лидгейтом, но терпение его подверглось тяжким испытаниям. Миссис Винси сказала ему:

– Ах, мистер Ренч, за что вы так со мной поступили? Побывали один раз и больше даже не заглянули. А мой сын мог умереть!

Мистер Винси вел беглый огонь по врагу-заразе, а потому заметно разгорячился и, услышав голос мистера Ренча в передней, поспешил туда, чтобы все ему выложить.