Перед дядюшкой она чувствовала себя немного виноватой, она была счастлива, тогда как он наверняка счастлив не был.

Вполне понятно, что ему горько жить где-то на краю того мира, который он считал своим.

Она помолилась за Роберта, но мысли ее быстро перекинулись на второй рождественский подарок для Брета, который она не могла пока вручить. Она предполагала, что ждет ребенка. Интересно, девочка или мальчик у нее родится? И важно ли это для Брета? Лучше бы родился мальчик, потому что хотя она и правила дальним островом, но ее брак был заключен по политическим соображениям, как тактический ход в борьбе между королями, и она побаивалась, что ее дочери уготована такая же судьба, тогда как сын…

С рождением сына Брет пустил бы здесь корни. В их среде отцы хотели сыновей, и народ, естественно, видел в ребенке мужского пола законного наследника, права которого никто не посмеет оспаривать, а если родится девочка… Аллора обожала Брайану, думала о ее судьбе и была бы рада, если бы снова родилась дочь, лишь бы ребенок родился здоровый и благополучно. Но пока еще рано думать об этом. Задержка месячных была всего на несколько дней.

День выдался длинный и утомительный, но ночь предстояла радостная. Аллора поднялась наверх одна. Брета не было, а ее ждала горячая ванна. Вскрикнув от радости, Аллора бросилась к воде, на ходу сбрасывая с себя одежду. Забравшись в лохань, прикрыла глаза, наслаждаясь теплом, проникающим в тело. И через некоторое время сквозь ресницы она увидела своего мужа, который тут же подошел к ней и опустился на колени.

Шутливо заметив, что ванна — тоже неплохой рождественский подарок, он принялся намыливать и массировать ей плечи, и она сразу же поняла, какой подарок он имеет в виду.

Прикосновения его пальцев из успокаивающих превратились в чувственные и под воздействием горячей воды возбуждали особенно сильно. Он вынул ее из ванны, и когда она увидела, что меховое одеяло уже расстелено на полу перед огнем, ее охватила дрожь, но совсем не от холода. От страха. Ей стало страшно потерять то, что у нее есть. Она была счастлива и боялась, что счастье это не сможет длиться вечно.

Ласками он положил конец ее страхам — сначала медленно и нежно, потом дав волю неистовой страсти.

Потом он усадил ее между ног, она прижалась к нему спиной, и они вместе долго любовались пламенем. Он нежно целовал ее, говорил, как прекрасны ее золотистые волосы и глаза, похожие на драгоценные изумруды. Нет, он не сказал ни слова о своей любви, и, хотя ей очень хотелось услышать от него именно заветные слова, это было не так уж важно. Больше всего ей хотелось, чтобы эта ночь не кончалась, но глаза ее начали слипаться, и он отнес ее на кровать.

Аллора слышала сквозь сон, как он спросил:

— Чего бы ты сама пожелала на Рождество?

Она улыбнулась, не открывая глаз, и, прижавшись к нему, прошептала:

— Хочу, чтобы эта ночь длилась вечно и чтобы я всегда могла чувствовать себя такой же защищенной и обласканной… — Она чуть помедлила.

— Продолжай, — потребовал он.

— Хочу, чтобы меня любил такой великолепный рыцарь, который умеет слушать, может поддержать, стоит на своем, но не навязывает своей воли.

Он крепко обнял ее.

— А чего хотел бы ты? — спросила она.

— Честности! — ответил он, и она вздрогнула, хотя ей было тепло и уютно в его объятиях, и подумала, как бы ее решимость сделать доброе дело для других вновь не обернулась бедой для нее самой.

Она долго не могла заснуть. Прислушиваясь к ровному дыханию Брета, она лежала и мысленно ругала Дэвида и Элайзию, двух влюбленных дуралеев.

Дуралеев, которых она очень любила.

На второй день Рождества все население крепости чуть свет было на ногах. В этот день по традиции устраивалось народное гулянье. Посередине песчаной полосы, на пути между Дальним островом и строящейся новой крепостью на материке, все было заранее приготовлено для огромного костра. Громко играла музыка. Когда на гулянье появились Брет и Аллора, костер уже пылал, выбрасывая снопы искр в небо. День выдался погожий, безветренный и не слишком холодный. Аппетитно пахло жарившееся на углях нанизанное на вертела мясо. Всюду царило веселье. Люди танцевали, пили, смеялись, празднуя рождение младенца Христа и не забывая помянуть древних языческих богов.

— В Лондоне ничего подобного не бывает, — сказал Брет.

— А в Хейзелфорде? — спросила она.

Он усмехнулся и пожал плечами.

— Там иногда устраиваются гулянья в первое воскресенье мая.

— Кстати, здесь ты обязан станцевать с каждой из присутствующих женщин, независимо от возраста, — предупредила Аллора. — И не бойся, что я стану ревновать, потому что мне придется танцевать с каждым престарелым рыцарем, с каждым оруженосцем и с каждым мальчиком стремянным. И не танцуй подолгу с одной партнершей, потому что здесь очень много желающих.

Не успела она договорить, как ее пригласил танцевать сын сэра Кристиана Гевин, который, к счастью, был еще достаточно трезв, чтобы заметить Брета и пробормотать извиняющимся тоном, что по традиции сегодня каждый уважающий себя мужчина должен станцевать с принцессой Дальнего острова.

— А тебя вон там ждет не дождется пастушка! — шепнула Брету Аллора.

Врет бросил на нее грозный взгляд, но она умчалась в танце с Гевином: а к нему подошли сразу две пышущие здоровьем девушки, и он, выбрав ту, что потоньше, приступил к исполнению своей обязанности.

Аллора, проследив за ним взглядом, шепнула Гевину:

— Ты должен найти Дэвида, Гевин. Попроси его встретиться со мной как можно скорее в самом южном охотничьем домике.

— Миледи, — с несчастным видом взмолился Гевин, то, о чем вы просите, было бы предательством по отношению к новому лаэрду…

— Это не предательство, Гевин. Я должна поговорить с ним о деле, которое касается не меня лично, а его и еще одного человека. И что бы ни случилось, Гевин, я тебя не выдам. Клянусь!

— Я не за себя боюсь, а за вашу милость.

— Я и сама за себя боюсь. Так ты выполнишь мою просьбу, Гевин?

Гевин кивнул. Хотя поручение было ему явно не по душе, Аллора была уверена, что он его выполнит.

И в том, что Дэвид придет, она не сомневалась.

Гевин ушел. Аллора немного постояла у костра и сквозь пламя встретилась взглядом с Бретом, который стоял по другую сторону костра и разговаривал с отцом Дамьеном. Она помахала им рукой сквозь дым и. пламя, потом, смешавшись с толпой гуляющих, дошла по песчаной полосе до берега материка, откуда было рукой подать до опушки леса. Она с детства знала каждую тропинку в этом лесу и, двигаясь быстро, как лань, за полчаса добралась, немного запыхавшись, до охотничьего домика.

Отодвинув железный засов, она вошла в домик, нетерпеливо озираясь вокруг. Дэвид, видимо, запаздывал. Она принялась нервно шагать из угла в угол. Ей показалась, что в домике было даже холоднее, чем снаружи. Огонь в очаге давно не зажигали. На соломенном матраце валялось пыльное одеяло. Пахло плесенью, и Аллоре стало очень неуютно.