Упоминающиеся в последней фразе немцы — экипаж самолета. О них следует сказать особо. Судьба летчиков, столь неудачно, но все же в целости доставивших террористов в советский тыл, на протяжении длительного периода времени оставалась однозначно не установленной. Архивы эскадры специального назначения КГ-200 числят экипаж «Арадо» Ar-232 В-05, бортовой номер L5+ER, серийный номер машины 110017, пропавшими без вести. В него входили штурман лейтенант Герхард Тидт, пилот обер-фельдфебель Хельмут Эмиль Фирус, кавалер Железного креста обеих степеней и золотого Германского креста[165], бортрадист фельдфебель Герхард Штедт[166], унтер-офицеры бортмеханик Вильгельм Браун и Герхард Шнайдер, воздушный стрелок обер-ефрейтор Ойген Хеттерих. Советские источники конкретизируют их судьбу. Все шестеро компактной группой отправились к линии фронта, но на маршруте их уже искали поисковые группы Гжатского и Кармановского РО НКВД, Вяземского ГО НКВД и 80 бойцов отдела контрразведки «СМЕРШ» Московского военного округа. 9 сентября около деревни Луковниково Зубцовского района Калининской области летчики попали в засаду. После шестичасовой перестрелки, в которой погиб Браун (застрелен оперативным работником НКГБ Ольховым), трое летчиков были взяты в плен, а Фирусу и Тидту удалось уйти. Они были захвачены немного позднее.

Честно говоря, в шестичасовый бой летчиков с группой захвата поверить трудно. Это не диверсанты из «Бранденбурга» и не опытные пехотинцы, да и на такое длительное противостояние у немцев просто не хватило бы боезапаса. Имеются свидетельства местных жителей о том, что погибший Браун был застрелен Ольховым случайно. Это выглядит намного реальнее и, возможно, и стало причиной появления саги о героическом шестичасовом бое сотрудников НКВД. Ведь за случайно застреленного пленного летчика можно было получить весьма серьезное взыскание, и требовалось как-то выкручиваться.

Попутно стоит отметить, что в Луковникове находился полевой аэродром, о котором в люфтваффе знали, поскольку совершали на него налеты. Потому нельзя исключить, что летчики стремились именно туда, либо чтобы попытаться захватить какой-то самолет и улететь на нем, либо чтобы неким образом быть забранными присланным за ними немецким самолетом (в распоряжении германской авиации имелись захваченные советские самолеты в рабочем состоянии, так что такая операция теоретически была возможна).

Любопытно, что в Главном управлении по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР взятых в плен летчиков не зарегистрировали, несмотря на существовавший строгий учет. На запрос автора был получен лаконичный ответ из РГВА:

«Сообщаем Вам, что в Российском государственном военном архиве по учету бывших военнопленных и интернированных ГУПВИ НКВД-МВД СССР немецкие лётчики Тидт Герхард, Фирус Хельмут, Хоберехт Герхард, Шнайдер Герхард, Хеттерих Ойген не значатся»[167].

Часть экипажа «Арадо» Ar-232 В-05, бортовой номер L5+ER

Летчиков не зарегистрировали надлежащим образом, и это могло означать только то, что их незавидная участь будет скрыта от родных. Так и получилось. Никто из перечисленных из плена не вернулся. На протяжении довольно долгого времени их допрашивали, а в августе 1945 года решением Особого совещания при НКВД СССР приговорили к высшей мере наказания. Формулировка решения ОСО неизвестна. Скорее всего, летчиков осудили за пособничество террористам. Безусловно, для применения ВМН в данной ситуации не было логических оснований, почему, собственно, их дело и не направили в военный трибунал. Зато формальные правовые основания для такого приговора все же имелись. Как вспоминал бывший летчик эскадры КГ-200 В. Шталь, летчики знали о задаче Таврина по совершению террористического акта в отношении Сталина[168], что, хотя и с натяжкой, но все же давало основание рассматривать их в качестве пособников покушения. Однако абсолютно неясны причины расстрела летчиков уже после войны, в августе 1945 года, почти год спустя после попадания в плен. Допрашивать их могли месяц, максимум два, не более. Вопрос, почему экипаж «Арадо» не был приговорен к ВМН намного раньше и зачем это понадобилось делать потом, является одной из многочисленных загадок этого дела.

Возвращаясь к материалам ОМА ПВО, нельзя не обратить внимание на то, что ее командование явно попыталось выгородить себя и своих подчиненных и представить дело таким образом, чтобы создать впечатление эффективной защиты неба в окрестностях столицы. Хотя нигде прямо не говорится о том, что зенитчики подбили немецкий самолет, но завуалированно это утверждение просматривается в постоянных повторениях того, что после обстрела самолет начал снижаться и упал. В действительности ни одной пробоины в транспортнике обнаружено не было. Да и быть, скорее всего, не могло. В делах имеются данные о расходе боеприпасов на обстрел немецкого самолета различными батареями ЗА с разбивкой по номенклатуре. В Оперативно-разведывательном обзоре штаба ОМА ПВО за период с 1 по 19 сентября 1944 года утверждается:

«В 0.54 5 8 3 ЗАБ МЗА 60 ЗАД и 12 ЗПлР 2 ЗПлД /Можайск/ и в 01.17 один взвод 2 ЗАБ МЗА 60 ЗАД /ж д ст. Колоч/ вели заградительный огонь по Ме-34. Огнем ЗА и ЗПл самолет противника был подбит[169] и упал в р-не 3 км. северо-восточнее д. Яковлево, 85 км. северо-восточнее Гжатск.

Израсходовано: 40 мм снарядов — 105

12,7 мм к/к патронов — 308»[170].

К сожалению, зенитчики приписали себе несуществующую заслугу. Как видим, в обзоре значатся только 12,7-мм патроны к пулеметам ДШК, досягаемость которых по высоте просто была меньше зафиксированной высоты полета, а также 40-мм снаряды к зенитным орудиям «Бофорс», теоретически способным достать эшелон от 3 до 4 тысяч метров, но на практике весьма малоэффективным на этих дальностях. Собственно, и наземный осмотр самолета впоследствии не зафиксировал в нем ни одной пробоины.