— Мне сказали, что вы здесь, и я решил поздороваться. — Рукопожатие графа было твердым, как и взгляд зеленых глаз. — Недавно прочитал вашу статью о Детской бригаде Биафры. Великолепная работа.

— Счастлив познакомиться с вами, граф фон Розен.

Ричард не кривил душой. Узнав о шведе-аристократе, бомбившем нигерийские объекты на маленьком личном самолете, он мечтал о встрече с ним.

— Удивительный народ. — Граф бросил взгляд на рабочих, маскировавших черную бетонную полосу, чтобы с высоты она не отличалась от кустарника рядом. — Удивительная страна.

— Да, — кивнул Ричард.

— Любите сыр? — спросил граф.

— Сыр? Да. Люблю, конечно.

Граф сунул руку в карман и достал пакетик:

— Отменный чеддер.

Ричард взял пакетик, стараясь не выдать удивления.

— Спасибо.

Граф опять рылся в кармане — неужели не весь сыр достал? Оказалось — солнечные очки.

— Говорят, жена ваша из богатых игбо, которые остались здесь бороться за правое дело. — Граф нацепил очки.

Ричарду не приходило в голову, что Кайнене осталась бороться за правое дело, и все же слова графа порадовали его, тем более что тот назвал Кайнене его женой. Его переполнила гордость за Кайнене.

— Да. Она необыкновенная женщина.

Такой оригинальный подарок, как сыр, требовал чего-то равноценного, и Ричард, открыв записную книжку, показал графу сначала снимок Кайнене у бассейна, с сигаретой, а затем — фотографию оплетенного сосуда.

— Сначала я влюбился в искусство Игбо-Укву, а потом в Кайнене.

— И жена ваша красавица, и сосуд красивый. — Граф снял очки, чтобы получше разглядеть снимки.

— У вас и сегодня боевой вылет, граф?

— Да.

— Для чего вам это?

Граф снова надел очки.

— Я помогал борцам за свободу Эфиопии, а годы назад доставлял гуманитарную помощь в Варшавское гетто, — сказал он с легкой улыбкой, как будто в этом и заключался ответ. — Ну, мне пора. Так держать!

Глядя вслед фон Розену, шагавшему гордой поступью аристократа, Ричард думал, до чего не похож он на немца-наемника во главе войск особого назначения. «Мне нравятся биафрийцы, — вещал краснолицый немец. — Не то что чертовы дикари в Конго». Он принимал Ричарда у себя в доме посреди буша, хлебал виски из большой бутыли и поглядывал, как его приемный сын, очаровательный биафрийский карапуз, играет на полу с осколками шрапнели. Ричарду было неприятно и его ласково-презрительное обращение с малышом, и то, как он делал исключение для биафрийцев, словно наконец-то нашлись чернокожие, до которых он мог снизойти. Граф совсем другой. Садясь в машину, Ричард еще раз оглянулся на маленький самолет.

На обратном пути, перед самым Порт-Харкортом, Ричард услышал далекую пулеметную очередь. Скоро все стихло, но Ричард встревожился. На другой день Кайнене предложила съездить в Орлу — поискать плотника для нового дома. Ричард согласился неохотно, он предпочел бы остаться дома; два дня вдали от Порт — Харкорта — это слишком долго.

Новый дом был обсажен деревьями кешью. Ричард помнил, каким удручающе унылым выглядело здание, когда Кайнене его купила, — недостроенное, некрашеные стены в зеленой плесени, — и как вид упавших кешью, облепленных мухами и пчелами, вызвал у него тошноту.

Обходя сейчас пустые, только что окрашенные комнаты, Ричард признал, что дом не лишен скромной прелести. Кайнене наняла двух плотников из лагеря беженцев и оставила им наброски на листе бумаги. Уже в машине пожаловалась Ричарду: «Вряд ли они сумеют сделать приличный стол».

На обратном пути из Орлу их застиг вой сирены. Шофер резко затормозил, все выскочили из машины и бросились в густые заросли. Несколько женщин, шедших по дороге, припустили в их сторону, на бегу в ужасе задирая головы к небу. Ричард в первый раз укрывался от бомбежки вместе с Кайнене. Она неподвижно лежала на земле с ним рядом, шофер чуть поодаль. Тишина стояла мертвая. Услыхав над ухом громкий шорох, Ричард вздрогнул, но это оказалась лишь красноголовая ящерица. Они ждали долго и поднялись с земли, заслышав вблизи рев мотора и крики: «Где мои деньги? Деньги пропали!» Рядом был рынок, и одну из торговок обокрали, пока та пряталась. Ричард видел ее и других женщин возле прилавков — все они кричали, махали руками. Не верилось, что всего минуту назад здесь стояла полная тишина; еще труднее было представить, что после бомбежки нигерийцами уличного рынка Авгу биафрийские рынки так легко возродились к жизни, только переместились в буш.

— Ложная тревога бывает хуже настоящей, — вздохнул шофер.

Кайнене долго отряхивалась, но земля была влажная, и на ее голубом платье остался грязный узор. Она злилась, Ричард это чувствовал.

— Я решил написать о наших новых рынках в буше, — сказал он.

Шофер затормозил у поста. У обочины стоял грузовик с диванами, полками, столами, а рядом мужчина что — то доказывал девушке из народного ополчения, в джинсах защитного цвета и парусиновых туфлях. Отойдя от него, она направилась к Ричарду и Кайнене, смерила их взглядом. Велела шоферу открыть багажник, заглянула в бардачок и потянулась к сумочке Кайнене.

— Будь у меня бомба, стала бы я прятать ее в сумочке? — буркнула Кайнене.

Тщательно обыскав сумочку, девушка достала карманный приемник.

— Это что? Передатчик?

— Нет. Это ра-ди-о, — с издевкой процедила Кайнене.

Девушка проверила их паспорта и улыбнулась.

— Извините, мадам. Сейчас, знаете ли, много диверсантов ездят с передатчиками, замаскированными под что угодно. Бдительность — наш девиз.

— А почему вы остановили тот грузовик? — поинтересовалась Кайнене.

— Мы не пропускаем машины с мебелью. Бегство со всеми вещами сеет панику среди мирных жителей, — заученно объяснила девушка. — А для тревоги причин нет.

— А если его родной город вот-вот захватят? Вы знаете, откуда он едет?

Девушка нахмурилась:

— До свидания, мадам.

Когда машина тронулась с места, Кайнене сказала:

— Все это похоже на злую шутку. Страх, который внушают людям. Бомбы в лифчиках у женщин, бомбы в банках из-под детского питания, повсюду диверсанты. Будьте осторожны с вашими детьми — вдруг они нигерийские шпионы?

— Война есть война. — Ричард подумал, что в своем ехидстве Кайнене порой хватает через край. — Люди должны знать, что среди нас есть диверсанты.

— Нет никаких диверсантов, все это выдумки Оджукву. Диверсантами он объявляет своих противников и тех, у кого уводит жен.

О Его Превосходительстве она всегда отзывалась точь-в-точь как Маду. Все началось с жалоб Маду, что Его Превосходительство не дал ему повышения и назначил командующим офицера, который был младше по званию. Если бы Его Превосходительство не обошел Маду, может быть, и Кайнене не судила бы его так строго.