– Это что еще значит? – спросил я.

– Мне показалось, там что-то в кустах шевелится, – поспешно ответил купец, – кто знает, может, разбойники…

– Ну, не-ет, – протянул я, – я так не думаю. Скорее всего, Тригер должен зайти ко мне за спину и подавать знаки, так, что ли?

От злости купец весь налился краской, щеки его вздымались и опадали.

– Откуда, черт побери, тебе все это известно?

– Я много времени провел за игрой в погер, – ответил я, собирая карты в кулак, – ну так что, давай отзывай Тригера.

– Отзову, отзову, не надо волноваться, – с бешенством в голосе проворчал купец и прокричал: – Тригер, вернись обратно.

– Ну-с, приступим, – сказал я, – насколько я понимаю, сдача была ваша, значит, я говорю… Я обменяю одну карту… Оп, – я резко схватил его под локоть, – а это у нас что такое?

И вынул из его рукава превосходное каре и несколько карт с изображенными на них висельниками – абсолютные козыри.

Он ничуть не смутился, только уголки его рта слегка задергались:

– Висельники и каре.

– Это жульничество, – констатировал я.

– Вы меня опять поймали, – с неудовольствием проговорил купец, – ну давайте тогда переиграем.

– Ну уж нет, – рассердился я не на шутку, так что даже дернул серьгу, – ставка уходит мне.

– Хорошо-хорошо, – согласился он, – может, продолжим?

– Давайте, только теперь без шулерства.

– Конечно, – веско сказал он, – да я, в общем-то, не из этих. Ну, вы понимаете. Сам не знаю, что на меня нашло. С вами такое бывает?

– Со мной? Никогда. Отдайте мне выигранные двадцать семь золотых сразу, чтобы я почувствовал, что вы человек слова.

– Вы что же, не доверяете мне? – деланно изумился он.

– Ну почему же, – улыбнулся я, – я просто люблю пощупать золото. Оно, знаете ли, такое приятное, когда лежит в ладони и греет кожу.

Некоторое время он пристально смотрел на меня, словно осуждал мою ярко выраженную алчность, потом выдавил: «Хорошо!» и полез в висевший на поясе кошель. Оказалось, что кошель набит золотом по самые веревочки. Лука Дормедонт долго мучился и вздыхал, отсчитывая монету за монетой, потом передал мне выигрыш. Я тщательно пересчитал золото и с удивлением поднял на него глаза – в разное время я был знаком с великим множеством самых разных мошенников, но в своей наглости Лука Дормедонт, несомненно, превосходил их всех.

– Здесь ровно двадцать пять монет, – сказал я.

– Ну да, – откликнулся он, – а что такое?

– Мы договаривались на двадцать семь.

– Ах, двадцать семь, – вздохнув, он принялся снова пересчитывать золото, долго пересыпал его из ладони в ладонь и мусолил между большим и указательным пальцами, потом наконец протянул мне две монеты.

– Так-то лучше. – Я положил золото за пазуху. – Я могу поставить на кон двадцать монет.

– Может быть, двадцать семь? – Купец заискивающе улыбнулся. – А, где наша не пропадала! Махните вот этак рукой, да и сыграем на все…

– Зачем же, я, знаете ли, люблю целые числа.

– Ну, хорошо. – Он принялся оживленно тасовать колоду и гнусаво напевать тот же мотив, что и раньше.

– Кажется, теперь моя очередь, – почти ласково сказал я и извлек карты из его ослабевших рук.

После того как я получил доступ к колоде, игра пошла как по маслу. Вскоре в мои руки перекочевали все наличные средства купца-шулера, потом товары, которые он вез на южные границы Белирии, чтобы там выгодно продать, телега, четверка лошадей, а за ними и приставленные к обозу наемники. К сожалению, сами они не продавались, так что пришлось ограничиться временем, которое они проведут, охраняя меня, мою собственность и моих спутников до самой южной караульной башни, где томилась бедная Рошель де Зева.

Я вдруг ощутил себя весьма состоятельным человеком и, хотя купец настаивал, что мы можем сыграть на его дом в окрестностях Стерпора с фонтаном и садом, заявил, что, поскольку дома этого я в глаза не видел, то, разумеется, ни о какой игре речь идти не может.

– Я принимаю в качестве ставки только то, что осязаю – вижу или могу пощупать, – сказал я, – игре конец.

– У меня есть также кое-какая недвижимость на юге, там, куда мы едем, – заявил Лука Дормедонт, – мы могли бы сыграть на нее…

– До этой недвижимости еще далеко, так что я не вижу смысла даже обсуждать возможность продолжения партии, и потом я совсем не уверен, что она у вас есть.

– Вы мне не верите?! – вытаращил он голубые глаза. – Да мы же будем на границе к концу дня, и я вам ее покажу…

– Нет, не хочу, простите, да и вообще, на моем обозе вам вовсе не место, – решительно заявил я, – а ну-ка слезай отсюда. Человек, который жульничает в погер, не может ехать со мной на одной телеге.

– Но как же так?! – разволновался купец. – Как же так?! Ведь я же согласился взять вас с собой, приютил и вас и ваших спутников, так сказать, в тяжелое для вас время.

– Вы добрый человек, – похвалил я его, – проявили истинное милосердие…

– Вот-вот, – поддержал он меня.

– Но я-то, я-то ведь совсем не такой, – я нахмурился, – в общем, слезай побыстрее, мне недосуг общаться с тобой, я собираюсь поразмышлять о делах государственной важности.

И я решительно столкнул купца с повозки, так как сам он никак не хотел ее покидать. На поверку Лука Дормедонт оказался одним из самых сердечных людей, каких я только знал. Провожая обоз, он плакал, как ребенок, глядя, впрочем, не на меня, а на набитые золотом и товарами сундуки. Проигранные им наемники уверенно направили лошадей следом за обозом – они внимательно следили за ходом игры и знали, кто теперь владеет их временем.

– Эй, – закричал вдруг купец и сорвался с места, – не оставляйте меня тут одного. Меня здесь убьют. У меня есть доходные предприятия, давайте играть на них, хотя бы довезите меня до какого-нибудь села.

– Предприятия? – Я лениво обернулся и задумался. – Доходные? Ну, давайте-давайте, Нижние Пределы вас побери, только больше не жульничать. Сами же видите, жульничество вам на пользу не идет.

– Клянусь могилой отца, больше не буду! – выкрикнул купец так яростно, что до меня долетели брызги слюны.

– А ваш отец что, уже умер? – язвительно поинтересовался я.

– Нет, – горестно ответил он.

– Ладно, – смилостивился я над ним, в конце концов, я тоже совершенно не умел играть честно, хотя шулеровал куда виртуознее, чем бедняга Лука Дормедонт. – Забирайтесь, если без жульничества вы не можете, придется мне за вами тщательно следить…

После того как я произнес последние слова, мне показалось, что купец близок к тому, чтобы кинуться целовать мне руки, он весь расцвел, улыбнулся до ушей и запрыгнул на телегу так легко, словно был совсем юным отроком или же с раннего детства увлекался прыжками в высоту.