— Тринадцать, господин мой.

— Глупцы! Разве они не знают, что тринадцать — несчастливое число?

Розамонд нетерпеливо ждала приезда мужа, но он все не показывался. Подобное пренебрежение уязвляло, и она твердила себе, что если упрямец не желает видеть ее, то по крайней мере мог бы навестить сына. Он намеренно медлит, чтобы позлить ее. Что ж, будь она проклята, если станет сидеть и ждать! Пора осмотреть фермы Першора. Если повезет, она будет занята делами, когда появится надменный дьявол.

Наутро она покормила ребенка, положила в колыбельку и велела Нэн и служанкам не спускать с малыша глаз, пока она вместе с управителем побывает на фермах. Розамонд выбрала красивую зеленую тунику и спрятала длинные волосы под сетку, усаженную изумрудными и жемчужными бусинами, натянула сапожки и встала перед зеркалом из полированного серебра. Довольная, что вновь обрела стройную фигуру, она захватила перчатки и направилась к конюшням.

Конюх уже оседлал Нимбуса, и Розамонд вместе с мастером Хаттоном выехала со двора. Она молча слушала, как он рассказывает, что сделано на фермах. Но тут Нимбус тряхнул гривой и закусил удила, горя нетерпением пуститься в галоп. Розамонд украдкой посмотрела на своего степенного почтенного управителя, трусившего на костистом мерине, и, к своему восторгу, услышала:

— Вперед, госпожа, промните хорошенько коня!

— Спасибо, Хаттон! Я просто проеду вдоль реки.

Розамонд пришпорила Нимбуса, и он прогарцевал сквозь заросли золотарника, топча пурпурные маргаритки, растущие в высокой траве на берегах Эйвона. На небе не было ни облачка, а на воде играли солнечные блики.

Розамонд глубоко вздохнула, щурясь от ослепительного света. В воздухе разливался запах полевых цветов, слышалось птичье пение, и она остро чувствовала радость жизни. Какое счастье быть женщиной!

Нимбус неожиданно замедлил шаг, и Розамонд заметила, как конь вздрогнул от страха. Значит, опасность близка!

Она погладила жеребца, пытаясь успокоить, и осмотрелась. Может, лучше повернуть Нимбуса и помчаться к Хаттону?

Странно… Вдали, милях в двух от того места, где она находилась, ощущалось какое-то движение.

Розамонд прищурилась, пытаясь разобрать, что там творится. Черная линия, пересекавшая реку, состояла из коней… людей… телег…

Дурное предчувствие сжало сердце. Эти люди похожи на воинов…

Она подвела Нимбуса к берегу, чтобы лучше все рассмотреть, и заметила странный предмет, плывший по течению. Это был деревянный щит с баронским гербом!

Все ясно — это Симон де Монфор со своим войском. Он не в Уэльсе! Граф обманул всех и сейчас движется на Вустер!

Кровь похолодела в жилах, в висках стучало всего одно слово: Роджер!

Она развернула Нимбуса и промчалась мимо испуганного Хаттона, крича на ходу:

— Назад! Назад!

Влетев на конюшню, Розамонд приказала оседлать самого резвого жеребца.

— И быстро! — добавила она.

У нее было такое отчаянное лицо, что молодые конюхи мгновенно бросились выполнять повеление. Розамонд взлетела на спину огромного вороного жеребца и вонзила шпоры в его бока, зная, что дорога каждая секунда. Нужно добраться до Вустера и предупредить мужа об опасности.

Все холмы вокруг Вустера были покрыты шатрами, а улицы кишели солдатами. Розамонд не представляла, что армия Эдуарда так велика. Паника охватила ее: как она найдет в этой суматохе Роджера?

Интуиция погнала ее к замку — нужно отыскать принца. Где он, там и Роджер.

Она сумела добраться до двора, но тут дорогу ей преградили всадники, тянувшиеся сплошным потоком через северные ворота. Их сюрко и оружие были покрыты засохшей кровью, и Розамонд поняла, что где-то поблизости произошла стычка. Тревога за Роджера все росла. Что, если его уже нет на свете? Как ей жить с сознанием того, что они расстались в гневе? Роджер, ее любовь, ее счастье, где он?

Оставаясь королевским управителем, Роджер де Лейберн старался навести некое подобие порядка во всем этом хаосе. Воины привели с собой столько лошадей, что во дворе замка и рядом с собором яблоку негде было упасть. Измученные люди могли спать среди могил, а для лошадей там найдется немало травы.

Увидев прекрасную женщину в зеленой тунике, с распущенными по плечам золотыми волосами, Роджер растерянно воскликнул:

— Розамонд! Розамонд, это ты!

Каким-то чудом она расслышала свое имя в неумолкаемом гуле голосов и, приподнявшись в стременах, увидела мужа. Он спешился и, сняв ее с коня, крепко обнял.

— Какого дьявола ты делаешь здесь? Что-то с малышом?

— Нет, все хорошо. О, Роджер, слава Богу, ты не погиб…

Она всегда забывала, как действует на нее его присутствие. Она мгновенно теряла разум и волю!

Розамонд прижалась к мужу, завороженная, как всегда, его силой и мощью.

— Роджер, прости за то, что сомневалась в тебе! — взмолилась она. — Дорогой, я хочу, чтобы ты знал: вся моя любовь, все доверие — твои, и только твои!

Он ласково пригладил ее растрепавшиеся пряди и мысленно поблагодарил Господа за то, что она любит его настолько, чтобы простить.

Роджер властно обнял Розамонд.

— Милая, как ты не испугалась этого огромного жеребца?

Она нетерпеливо тряхнула головой.

— Я приехала предупредить тебя. Симон де Монфор со своей армией переходит Эйвон у самого Першора.

— Любовь моя, это невозможно! Сначала ему нужно переправиться через Северн.

— Роджер, клянусь жизнью! Я видела его войско собственными глазами.

Отстранив жену, Роджер всмотрелся в прелестные фиалковые глаза, заклинающие отбросить сомнения. Перевел взгляд на вороного жеребца, и все вопросы оказались ненужными. Розамонд не только рисковала жизнью, но и преодолела свой неотвязный страх, чтобы спасти мужа. Значит, она все-таки определила, чью сторону принять в распре, раздирающей Англию!

Роджер подхватил ее на руки, вскочил на Стиджиена и взял поводья коня, на котором она прискакала.

— А теперь, моя отважная красавица, нам необходимо найти Эдуарда!

Парадный зал Вустера был переполнен воинами, которым впервые за три дня выпал случай поесть. Раскладные столы составили к стенам, чтобы освободить место для голодной орды. Даже лорд Эдуард и его военачальники, все еще в коже и кольчугах, ужинали стоя.

Эдуард был в прекрасном настроении после блестящей победы и весело приветствовал Рода и его жену. В одной руке он держал олений окорок, а в другой — большую кружку эля.

— Умираю от голода! Прости мои манеры, Розамонд, хотя я знаю, что, по твоему мнению, у принцев вообще нет манер! А ты удачлив, дьявол! Как бы я хотел, чтобы и Элеонора так же встречала меня после битвы!