— Скорее бы уехать! — шепнула она Калуа. — Мочи нет, когда земля тянет обратно.

* * *

На рассвете Захарий с неожиданной для себя грустью распрощался с мистером Дафти, который, забрав свою команду, отбыл на берег. Осталось лишь пополнить запасы продовольствия, после чего можно было сниматься с якоря. С провиантом справились быстро, ибо шхуну осаждали маркитантские лодки, груженные овощами, фруктами и живностью. Плавучий базар предлагал все, что могло понадобиться ласкарам или кораблю: парусину, колодки и вертлюги, мотки тросов и каболки, толстые циновки, табак, веточки мелии для укрепления зубов, травяную заварку для хорошей работы кишечника и настой корней Коломбо от дизентерии; в одной неуклюжей байдарке стояла духовка, в которой готовилась халва. Имея столь богатый выбор, стюард Пинто и его юнги вмиг загрузили все необходимое.

В полдень подняли якорь, и шхуна была готова тронуться в путь, но ветер, капризничавший все утро, решил, что именно сейчас самое время для полного штиля. Команда была наготове, однако «Ибис» замер на зеркальной глади моря. В каждую вахту на мачту посылали дозорного, чтобы дал сигнал о малейшем дуновении, но шел час за часом, и на вопрос «Ну как?» боцман неизменно получал отрицательный ответ.

Солнце жарило во всю мочь, и шхуна так накалилась, что в трюме гирмитам казалось, будто их варят живьем. Охрана открыла люк, оставив одну решетку, однако внутрь не проникало ни глотка воздуха, а вот из трюма поднималось зловоние, привлекавшее коршунов, грифов и чаек. Одни птицы лениво кружили, словно ожидая падали, другие уселись на реи и ванты, издавая ведьмачьи крики и метя палубу пометом.

Гирмиты еще не привыкли к ограничению в питьевой воде, и новые, никем не испытанные правила рухнули вместе с теми, что поддерживали в трюме относительный порядок. К полудню дневная норма воды почти иссякла, начались драки за кувшины, в которых оставалась хоть капля влаги. Науськанные Джагру, человек шесть мужиков забрались на трап и принялись колотить в решетку люка:

— Эй, там! Воды! У нас кувшины пустые!

Стоило охранникам откинуть решетку, как возникла буча: люди карабкались по трапу и отчаянно пытались выбраться на палубу. Однако в неширокий люк можно было пролезть только по одному, и потому каждая высунувшаяся голова являла собой легкую цель. Палки охранников обрушились на гирмитов, загоняя их обратно. Через пару минут захлопнулись и решетка, и крышка люка.

— Сволочи! — надрывался Бхиро Сингх. — Я вас проучу! Бунтовать вздумали, твари окаянные?..

Впрочем, в поведении гирмитов ничего неожиданного не было, они редко без сопротивления подчинялись непривычным корабельным правилам. Надсмотрщики точно знали, что делать, и приказали всем построиться на палубе, выбираясь из трюма по одному.

Первыми выпустили женщин, многие из которых так ослабли, что сами не могли подняться по трапу, их выносили. Полетт вышла последней и только на палубе поняла, до чего ей плохо: она ухватилась за леер, чтоб не упасть на подламывающиеся колени.

В тени рубки возле бочонка с водой стоял юнга; каждую женщину он наделял двумя черпаками живительной влаги. Получив свою порцию, Полетт отошла в тень баркаса, под которым уже нашли укрытие ее спутницы: одни присели на корточки, другие распростерлись на палубе. Следуя их примеру, она от души напилась из медного кувшинчика, однако последний глоток вылила на заскорузлую от пота накидку. Остудив нутряное пекло, вода потихоньку оживила не только тело, но и мозг, от жажды впавший в спячку.

До сих пор решительный настрой помогал закрывать глаза на всяческие лишения поездки, и Полетт упрямо твердила себе: я моложе и крепче многих, бояться нечего. Но теперь стало ясно: предстоящие недели пути будут невообразимо тяжелы, и вполне возможно, что она не доживет до конца путешествия. Сраженная этой мыслью, Полетт оглянулась на остров и поймала себя на том, что невольно прикидывает расстояние до берега.

Раздался голос Бхиро Сингха, возвестивший, что переселенцы построены:

— Саб хазир хай! Все здесь!

На шканцах появился капитан Чиллингуорт: точно статуя, он высился за балюстрадой кофель-планки. Ласкары и охранники встали по бортам, взяв в кольцо выстроенных на палубе гирмитов.

— Хамош! Тихо! — размахивая палкой, крикнул Бхиро Сингх. — С вами будет говорить капитан! Первый, кто вякнет, схлопочет мое угощение!

Заложив руки за спину, шкипер спокойно оглядывал толпу. Казалось, от его взгляда воздух раскаляется еще сильнее, и даже оживший ветерок не мог его охладить. Наконец мистер Чиллингуорт заговорил; голос его потрескивал, точно пламя оплывшей свечи:

— Слушать внимательно, повторять не стану.

Капитан помолчал, дав Ноб Киссин-бабу возможность перевести его слова, и вынул из-за спины руку, в которой был зажат свернутый хлыст. Не поворачивая головы, он ткнул рукоятью в сторону острова:

— Там берег, откуда вы пришли. А вон там море, которое вы называете Черной Водой. Вы думаете, различие между одним и другим видно невооруженным глазом. Нет. Главное и самое важное различие незримо. Запомните хорошенько: оно в том…

Пока Ноб Киссин переводил, капитан подался вперед и цепко ухватился за ограждение.

— …различие в том, что законы суши в море не действуют. Знайте, что здесь свой закон, и его устанавливаю только я. Пока вы на шхуне, я ваша судьба, ваше провидение и ваш законодатель. Этот хлыст лишь один из хранителей моего закона. Но есть и другой…

Капитан перехватил кнут и сделал из ремня петлю.

— Вот второй хранитель закона, и если понадобится, я без колебаний прибегну к его услугам, не сомневайтесь. Однако помните, что главная опора закона — покорность и послушание. И тогда корабль ничем не будет отличаться от вашего дома в родной деревне. Пока вы в море, вы должны подчиняться субедару Бхиро Сингху, как своему помещику, а он подчиняется мне. Субедар знает ваши обычаи, на шхуне он вам мать и отец, а я ему царь и бог. Знайте, что благодаря заступничеству субедара сегодня никого не накажут, он упросил пощадить вас, ибо вы еще не знакомы с корабельными правилами. Но в следующий раз кара будет суровой и коснется любого, кто замешан в беспорядке. Пусть всякий злоумышленник знает: вот что его ждет…

С треском молнии ременная плеть рассекла накаленный воздух.

Несмотря на жару, от слов капитана до самых костей пробирало холодом. Гирмиты оцепенели от страха, ибо лишь теперь поняли, что не только покидают родину и пускаются в плавание по Черной Воде, но переходят во власть хлыста и петли. Взгляды их устремились к острову, соблазнявшему своей близостью. Вдруг один седоватый пожилой мужичок что-то залопотал, и Полетт догадалась, что он больше не в силах противостоять зову земли. Хоть чутье уведомило ее о том, что сейчас произойдет, она едва ли не первая вскрикнула, когда мужик оттолкнул ласкара и прыгнул за борт.

— Адми гирах! Человек за бортом! — завопили охранники.

Многие гирмиты не видели, что случилось, и заметались в панике. Воспользовавшись суматохой, еще два человека прорвали оцепление и сиганули в воду.