Однажды ночью вдовица из пансиона разбудила Фелисито и объявила, что прибежала полоумная китаянка из магазинчика Лау, она что-то вопит, но никто не может разобрать, что именно. Фелисито выскочил навстречу ей в одних кальсонах. Растрепанная сестра Лау махала руками, показывала на бакалейную лавку и истерически завывала. Фелисито бросился вслед за нею и увидел голого Лау, который корчился от боли на циновке; его страшно лихорадило. Личной победой Фелисито было вызвать «скорую помощь», которая отвезла китайца в ближайший травмпункт. Но дежурный санитар сказал, что Лау следует перевезти в госпиталь, что здесь лечат только легкие повреждения, а случай с китайцем представляется серьезным. Около получаса занял вызов такси, которое отвезло Лау в реанимацию Рабочего госпиталя, где бакалейщика сбросили на скамейку до следующего утра, потому что свободных коек не было. Утром, когда наконец явился врач, Лау был уже в агонии. Через несколько часов он умер. Расплатиться за похороны было некому — Фелисито зарабатывал ровно столько, чтобы не помереть с голоду, — и китайца сбросили в общую яму, предварительно выписав свидетельство, что причиной его смерти явилось желудочное отравление.

Самым загадочным в этой истории явилось исчезновение сестры Лау в ту ночь, когда умирал ее брат. Фелисито никогда больше ничего о ней не слышал. Бакалейную лавку разграбили тем же утром, чуть позже позаимствовали доски и бревна, так что через несколько недель от брата и сестры не осталось и следа. Когда время и пустырь поглотили последние развалины хижины, сохранился лишь курятник, да и то ненадолго. Район Чипе стремительно облагородили: там появились улицы, электричество, водопровод и канализация, там принялись строить свои домики представители среднего класса.

Воспоминание о бакалейщике Лау продолжало жить в сердце Фелисито. Вот уже тридцать лет оно пробуждалось в нем каждое утро, когда он проделывал положенный комплекс гимнастики цигун. Прошло столько времени, но Фелисито до сих пор задавался вопросами о судьбе Лау и его сестры: почему они уехали из Китая, какие приключения пережили, прежде чем осесть в Пьюре и обречь себя на такое жалкое, одинокое существование? Лау часто повторял, что в любых обстоятельствах нужно искать центр, — чего сам он, кажется, так никогда и не добился. Фелисито решил для себя, что теперь, когда он сделает то, что собирается сделать, ему наконец удастся обрести свой утраченный центр.

Завершая комплекс упражнений, он чувствовал усталость, и сердце его билось чуть сильнее, чем обычно. Фелисито спокойно принял душ, начистил ботинки, надел свежую рубашку и отправился на кухню готовить свой обычный завтрак: кофе с козьим молоком, тост из черного хлеба с маслом и кукурузным медом. В половине седьмого коммерсант вышел на улицу Арекипа. Лусиндо уже стоял на углу, как будто поджидая Фелисито. Тот бросил монетку в его жестянку, и слепец тотчас узнал дарителя:

— Доброе утро, дон Фелисито. Вы что-то рановато.

— У меня сегодня важный день, предстоит много чего сделать. Пожелай мне удачи, Лусиндо.

Улица еще не заполнилась пешеходами. Фелисито нравилось шагать по тротуару, свободному от репортеров. А еще приятнее было сознавать, что они потерпели сокрушительное поражение: эти бедолаги так и не узнали, что якобы похищенная Армида, самая сенсационная персона для всей перуанской прессы, провела целую неделю — семь дней и семь ночей! — в его доме, прямо у них под носом, а они так ни о чем и не догадались. Жаль, конечно, что журналисты не узнают об упущенном шансе. Потому что Армида на своей сенсационной пресс-конференции в Лиме, которая происходила в присутствии министра внутренних дел и шефа полиции, не открыла, что скрывалась в Пьюре, у своей сестры по имени Хертрудис. Только туманно намекнула, что жила у друзей, чтобы избавиться от осады журналистов, которая привела ее на грань нервного срыва.

Фелисито с женой следили за этой конференцией по телевизору: повсюду репортеры, фотовспышки, телекамеры. Коммерсанта поразила свобода, с которой его свояченица отвечала на вопросы, не нервничая, не всхлипывая, — говорила спокойно и по делу. Как все потом отмечали, скромность и простота Армиды немного примирили с ней общественное мнение: теперь перуанцы были менее склонны верить образу жадной и развратной авантюристки, который повсюду распространяли сыновья Исмаэля Карреры.

Выезд Армиды из Пьюры — тайком, в полночь, на машине «Транспортес Нариуала», с Тибурсио за рулем — явился замечательно продуманной и реализованной операцией, так что никто — от полицейских до журналистов — ничего не заметил. Вначале Армида хотела вызвать из Лимы некоего Нарсисо, бывшего шофера ее покойного мужа, который пользовался ее безграничным доверием, однако Фелисито и Хертрудис убедили беглянку, что с делом отлично справится и Тибурсио, которому они верили как себе. Тибурсио — прекрасный водитель, парень не из болтливых, к тому же родной племянник Армиды. Дон Ригоберто, который уговаривал вдову Исмаэля поскорее вернуться в Лиму и выступить публично, в конце концов развеял все ее страхи.

Все вышло так, как и было задумано. Ригоберто, его жена и сын вернулись в Лиму самолетом. Через несколько дней Тибурсио, охотно согласившийся помочь, появился в доме на улице Арекипа в назначенный час после полуночи. Армида прощалась с хозяевами дома, плача, целуя и благодаря. Двенадцатичасовая поездка прошла без приключений, и Армида вернулась в свой дом в Сан-Исидро, где ее уже дожидались адвокат Арнильяс, телохранители и полицейские, которым не терпелось объявить, что вдова дона Исмаэля Карреры после недели загадочного отсутствия снова появилась дома, живая и невредимая.

Когда Фелисито пришел в свою контору на проспекте Санчеса Серро, первые автобусы, маршрутки и грузовики готовились разъехаться по всем провинциям Пьюры, а еще в соседние департаменты Тумбес и Ламбайеке. Компания «Транспортес Нариуала» постепенно возвращала своих давнишних клиентов. Люди, которые после происшествия с паучком отвернулись от компании из страха пострадать от так называемых похитителей, мало-помалу забывали об этом случае и вновь доверялись качественному обслуживанию сотрудников «Транспортес Нариуала». В конце концов Фелисито пришел к соглашению и со страховой компанией: ему должны были оплатить половину расходов по ликвидации последствий пожара. Предстояли ремонтные работы. А банки, хотя и понемногу, снова стали предоставлять ему кредиты. Нормальная жизнь потихоньку восстанавливалась. Коммерсант вздохнул с облегчением: сегодня он поставит точку в очень неприятном деле.

Все утро Фелисито занимался насущными проблемами, общался с шоферами и механиками, оплатил четыре счета, отправил деньги на свой банковский депозит, продиктовал Хосефите несколько писем, выпил две чашки кофе, а в полдесятого, прихватив с собой папку с документами, которые подготовил доктор Хильдебрандо Кастро Посо, направился в комиссариат за сержантом Литумой. Тот уже поджидал коммерсанта у дверей участка. Такси доставило их в мужскую тюрьму Рио-Секо, стоявшую за чертой города.

— Нервничаете из-за предстоящего свидания, дон Фелисито? — спросил Литума.

— Да нет вроде бы, — неуверенно ответил коммерсант. — Разберемся, когда я увижу его перед собой. А наперед не знаю.