— Непосредственно к шестому секретарю, — сказал он негритенку, осыпанному с ног до головы серебряными пуговицами.

Лифт бесшумно рвануло вверх.

— Непосредственно к шестому секретарю! — басом крикнул негритенок, отворяя дверцу лифта.

Седой старик во фраке и золотых очках почтительно пропустил посетителей вперед и крикнул звенящим козлиным фальцетом:

— Непосредственно к шестому!..

Не менее двенадцати дверей распахнулось подряд перед профессором и Еленой.

— Непосредственно! К шестому! — пробежал подобострастный шепот по двойным шпалерам седых джентльменов во фраках, выстроившихся по пути следования гостей.

Распахнулась последняя дверь, и профессор Грант очутился лицом к лицу с шестым секретарем господина Матапаля.

Шестой секретарь сидел в кресле на колесах, укутанный шотландским пледом. Ему было лет девяносто.

Два лакея поддерживали на подушках его маленькую седую головку, качавшуюся на куриной шее, как одуванчик.

Другие два лакея кормили шестого секретаря манной кашей.

— Я профессор Грант! Мне необходимо говорить с господином Матапалем по вопросу, имеющему общечеловеческое значение.

— Дело не терпит промедления, — добавила Елена.

Пятый лакей приложил к уху шестого секретаря слуховой рожок.

Старичок сморщился и заерзал на гуттаперчевом круге.

— Скажите ему, — зашамкал он, указывая на профессора Гранта эмалевой ложкой, с которой капала каша, — скажите ему, что вакансий нет. И пенсий тоже нет. И комнат нет… Ничего нет… Пусть придет в среду.

Елена сверкнула глазами.

— Мы немедленно должны видеть Матапаля. Дело идет о судьбе всего человечества.

Она топнула ногой.

Старичок заплакал. Он замахал ложкой и схватил седых лакеев за лацканы фраков, как бы ища у них спасения.

— Аудиенция окончена, — шепнул шестой лакей профессору Гранту.

Тогда профессор с грохотом бросил сверток на пол, сел на него и заявил, что он не уйдет до тех пор, пока его не проведут к Матапалю.

Среди лакеев произошло замешательство. Рыдающего старичка, вообразившего, что анархисты бросили бомбу, бережно увезли в другую комнату и там стали переодевать.

— Я требую, чтобы о нас доложили Матапалю! — воскликнула Елена.

— Что здесь происходит? — грозно спросил усатый генерал, появляясь, как из-под земли, перед профессором Грантом. — Вы требуете свидания с Матапалем? Хорошо. Я вас запишу в очередь. Пятнадцатого сентября, в двенадцать часов пятьдесят две минуты вы будете приняты мистером Матапалем, даю вам слово коменданта Дворца Центра. А теперь прошу вас уйти. Вы чуть не довели до удара господина шестого секретаря мистера Матапаля.

— Что? Пятнадцатого сентября? Да к этому времени… — воскликнула Елена. Она осеклась.

Вероятно, в ее тоне было нечто очень значительное, так как генерал-комендант круто повернулся на каблуках и подошел к телефону.

Матапаль только что выслушал по радиотелефону последнюю сводку первого секретаря.

Всюду дела были неважны.

Без сомнения, игра зашла слишком далеко. Пейч не сдавался.

Напротив, он увеличил свои требования.

Со всех концов земного шара поступали сведения о забастовках и брожениях. Кое-где накапливались интернациональные пролетарские армии.

Пятая тихоокеанская эскадра взбунтовалась.

Нет, дело зашло действительно слишком далеко. Путем мирных переговоров ничего добиться нельзя.

Это ясно.

И от дурака Галифакса каждые четверть часа получаются все менее и менее утешительные донесения.

Пожалуй, что на карту приходится ставить слишком многое.

Матапаль закурил папиросу и грустно задумался: «Нет, положительно, человечество необходимо переродить в корне. Иначе ничего не выйдет».

Именно эту грустную задумчивость и прервал звонок коменданта.

Матапаль машинально включил усилитель. Приятный баритон коменданта наполнил комнату.

— Профессор Грант… Он очень взволнован. Его надо принять. До ученого мира может дойти о вашей недоступности… Это вызовет нежелательные толки…

— Что ему надо? — спросил Матапаль, зевая. Он не спал две ночи кряду.

— Профессор Грант желает поговорить с вами по делу, имеющему общечеловеческое значение.

— Три минуты, — сказал Матапаль. — Для дела, имеющего общечеловеческое значение, этого вполне хватит.

Матапаль выключил усилитель.

И сейчас имя профессора Гранта показалось ему знакомым.

— Профессор Грант… Да, да… Это тот самый геолог, который в свое время сделал поразительное открытие в области предсказания землетрясений.

У Матапаля была феноменальная память.

— Общечеловеческое значение… Немедленно… Лично… Это любопытно… Гм…

VIII. Честное слово короля королей

Профессор Грант бережно поставил сверток на подоконник, взволнованно откашлялся и, усевшись против Матапаля в кресло, положил на стол объемистый портфель.

Елена поправила волосы.

Матапаль сидел прямо и неподвижно, как языческий бог. Его лицо было деревянным.

Профессор Грант опустил очки ниже глаз и, глядя поверх них на повелителя мира, заговорил.

Он раскладывал перед Матапалем листы бумаги, сплошь исписанные косыми колонками цифр, он извлекал корни, бегло производил интегральные вычисления, закрывал и открывал фигурные скобки и перечеркивал карандашом материки на карманной карте, которая лежала у него на коленях.

Изредка Матапаль задавал короткие вопросы, судя по которым можно было заключить, что Матапаль прекрасный математик.

Три минуты, ассигнованные Матапалем на разговор с настойчивым ученым, уже давно прошли. Несколько раз третий секретарь Матапаля, сидевший у двери кабинета с хронометром в руках, порывался вскочить с места. Он ужасался столь грубому нарушению регламента рабочего времени своего великого патрона.

Однако Матапаль внимательно слушал горячую речь ученого, потрясавшего над головой карандашом.

Лицо Матапаля изменилось. О нет, теперь оно уже не было деревянным лицом языческого идола. Теперь оно, это лицо, было живым, острым и подвижным. Чем дальше говорил профессор, тем ярче загорались зеленоватые, припухшие глаза Матапаля. Легкий румянец багровым кружевом пошел по его голубоватым бритым щекам.

Наконец, перечеркнув все материки и обведя остров в Атлантическом океане кружком, профессор Грант умолк. Он быстро поднял консервы на лоб и стал ходить по комнате, время от времени останавливаясь то перед Еленой, то перед Матапалем.

Елена тревожно следила за королем королей. Лицо Матапаля стало сосредоточенным. Он вцепился пальцами и поручни кресла. Елена затаила дыхание. Она ждала, что скажет, узнав о предстоящей гибели человечества, этот маленький, толстенький человек, в руках которого находится три пятых земного шара.

И Матапаль не заставил себя ждать. Он энергично потер руки, встал с места, потом опять сел и залился тоненьким, захлебывающимся смехом.

— Отлично! — сказал он. — Великолепно! Это очень кстати!

Он ударил пухлой ладонью по столу.

— Черт возьми! Это гениально! Профессор, благодарю вас! Сама судьба дает мне возможность организовать человечество заново. Сударыня, прошу меня простить, но я слишком восхищен открытием вашего отца, чтобы скрывать свои чувства. Отлично, отлично! Сейчас мы это все устроим.

Третий секретарь, услышавший смех Матапаля, побледнел и уронил хронометр. Матапаль смеется! Это было выше его понимания.

Матапаль забегал по ковру.

Он бормотал:

— Пятнадцать километров в длину и десять — в ширину… Это вполне достаточная площадь для того, чтобы сконцентрировать на ней в сжатом виде все элементы моего будущего идеального человеческого общества. Центральная