Когда мелькающие спицы несуществующего колеса слились в единый сверкающий круг, я прочитал самозаговор ускорения и впрыгнул внутрь круга, рискуя переломать себе ноги. В тот же миг я начал с невероятной частотой подпрыгивать на месте. Как будто прыгал через скакалку, только в десятки раз быстрее любого нормального человека. Сейчас я жил в ритме трости, а она отдавала мне энергию.

В это время вторая группа жандармов, поднявшись на чердак, обнаружила убитых и стала методично выбивать дверь на крышу. Баррикада из четырех трупов начала разваливаться. Сейчас жандармы вырвутся с чердака и откроют стрельбу… Трость, вращавшаяся, словно пропеллер аэроплана, вдруг запела. Ее голос был тонок и визглив, временами он напоминал арию циркулярной пилы.

Безвинные жертвы и отъявленные негодяи — все, кто отдал этой трости свою боль, страх, ненависть, — подпитывали мою логическую энергию. И когда резервуар переполнился, я завибрировал, словно вонзившийся в стену нож, и стал растворяться в воздухе. Что я чувствовал при этом? Блаженство.

Я растворялся в окружающем пространстве. С чем это можно сравнить? С погружением в горячие воды южного моря. Но для сибиряка там слишком жарко, и ты разомлеваешь, а не воспаряешь. С затяжным парашютным прыжком в самой гуще теплого тумана, где нет верха и низа, нет времени и пространства. Но там ветер свистит в ушах и лижет лицо, и ты не можешь расслабиться, помня, что придется дергать кольцо. С любовным экстазом — мгновением полного и потому столь редкого слияния женщины и мужчины. Но он слишком краток…

Наконец трупы раскатились, дверь распахнулась, и прямо с порога жандармы открыли беглый огонь. Они раздумали брать меня живьем. Пули проходили сквозь мерцающий силуэт и летели дальше — в безоблачное небо, в покрытую разводами далекую стену соседнего дома. Меня больше не было здесь. Разделенный на отдельные стихии, составляющие всякую живую материю — Логос, огонь, воду, землю и воздух, — я изменил форму существования. Я истаял. Снова я соберусь воедино там и тогда, где и когда само собою возникнет нужное изгибание мировой линии, и «отдельные песчинки, попав в водоворот и ссыпаясь на дно воронки, уже не смогут не собраться вместе…».

Отчего я испробовал именно этот логический прием? Учась в Академии, я, как и другие и-чу, вбивал себе в голову больше тысячи заговоров, самозаговоров и заклинаний. И тут же их благополучно забывал. Они хранятся в дальних уголках памяти, всплывая, лишь когда меня обложат со всех сторон. При этом я должен находиться в состоянии «просветленности», как говорят наши восточные коллеги, обладать нужным количеством логической энергии и соответствующими атрибутами.

Я спасся, но потерял свою одежду, оружие, деньги и документы. С немалым трудом я снова раздобыл все необходимое. Выбравшись из негостеприимного Канска, я продолжил свой бег по южным губерниям.

А затем я нашел то, что искал. Почти случайно. Когда успел отчаяться и долгими зимними вечерами стал всерьез подумывать, не наложить ли на себя руки. Я был совсем один, я не знал, живы ли мои родные, мне казалось, всех и-чу уже выловили и перебили. Иначе я непременно отыскал бы кого-нибудь. Непозволительные мысли я безжалостно сек и топтал, но они упрямо лезли в голову снова и снова.

На привокзальном рынке города Нижняя Уда я обнаружил кончик тонкой, редкой, но весьма разветвленной подпольной сети, которую израненная Гильдия сумела сплести за эти полгода. Сеть для того и создавалась, чтобы спасать чудом уцелевших, мечущихся по стране и-чу. Беглецов укрывали, выхаживали, если в том была надобность, а потом, выправив надежные документы, снабдив паролями и адресами явок, переправляли через границу. На родине Истребителям Чудовищ делать было больше нечего.

Я отказался бежать из Сибири и попросил принять меня в сеть. Я был готов взяться за любую работу. После тщательной проверки меня сделали одним из ее «узелков». Зная мой характер и понимая, что я вряд ли смогу долго усидеть на одном месте, меня превратили в коробейника, разъезжающего по Илимской губернии с самыми разными поручениями.

В Верхнем Вычегае мне нужно было дождаться связника из города Ломова и, получив сведения о местонахождении атамана Лиховцева, отправиться на встречу с ним. Атаман интересовал Гильдию в качестве потенциального союзника, ибо господин Лиховцев выступил против нового Правителя, поднял мятеж в Саянском уезде, был разбит и пустился в бега. При необходимости он за неделю мог собрать до тысячи сабель при сорока пулеметах и двух легких орудиях. Невелика сила, однако на безрыбье и рак — в чешуе.

Я вел бойкую торговлю — это нетрудно, если продаешь Себе в убыток. Лишь бы конкуренты не поколотили. Но на сей раз я был на ярмарке единственным продавцом фань-ских товаров, так что обошлось. И я ждал…

Сейчас бы меня и мать родная не узнала — так здорово я замаскировался. Волосы стали огненно-рыжими, глаза — зелеными, как малахит, кожа приобрела устойчивый кирпичный оттенок. Появились щегольски завитые, напомаженные усики и модная в глубинке шкиперская бородка. Да и смой я грим, не каждый знакомец признал бы во мне младшего логика Игоря Федоровича Пришвина — уж больно переменился за время лихолетья ваш покорный слуга.

Мама… Где она? Связник сообщил: после начала событий мою семью успели надежно спрятать. Знает ли мама о судьбе великовозрастных детей? Каждый день может прийти страшная весть, ведь большая охота продолжается. Велик ли запас прочности у материнского сердца? У скольких матерей оно разорвалось от одного лишь ожидания новостей…

Связник из Ломова не явился к намеченной дате, не приехал он и до контрольного срока. Мне следовало свернуть торговлю и мчать на. запасную явку — в Нижний Вычегай. Но вместо этого я занялся личной жизнью.

Настя… Она не давала мне покоя ни днем ни ночью. Я думать ни о ком и ни о чем другом не мог. Пока ждал связника, еще держался — в жизни никого не подводил. Но теперь за мной долгов нет. Так я решил. Закрыв торговлю и оставив непроданный товар на складе у знакомого купца, я налегке отправился в Тутолово. Мне нужно было увидеть ее. Только и всего.

Согласившийся подвезти меня приказчик лихо правил каурой кобылкой. Бричка неслась по ухабам и порой подбрасывала седоков, как дикая лошадь — объездчика. Будь на моем месте мирянин, он непременно сверзился бы в кювет. Сам же приказчик в прошлой жизни наверняка выступал акробатом в цирке.

С каждым часом я приближался к той, что лишила меня сна и аппетита. Но что дальше? Что я могу предложить Насте, даже если приглянулся ей? Бросить семью и умчаться со мной в неизвестность? Ни в жисть не согласится… На какое чудо я рассчитывал, трясясь по уездному тракту, слегка подмерзшему после осенней распутицы? Сам не знаю.

— В Ломове бывали? — перекрикивая рессорный скрип, спрашивал приказчик. У нас еще и разговор происходил при этой бешеной езде. Отвлекал от тревожных мыслей.

— Само собой.

— Что там о гадерах говорят? Придет ли войско?

Я не сразу понял, о чем идет речь. «Галеры… Войско…» Аллигаторы! Вот в чем дело. Великое и могучая, русский языка…