за которые полагалась смертная казнь. Чтобы избежать смерти или просто отсрочить ее на короткое время, люди совершали самые странные поступки. И все же Баллиста не мог не задаться вопросом, почему эти люди, особенно среди осаждающих, вместо этого не попытались ускользнуть и спрятаться, попытаться найти какое-нибудь отдаленное место, где они могли бы начать жизнь заново.

В Арет просачивался ручеек сасанидских дезертиров, не более двадцати, хотя было подозрение, что другие были тихо перерезаны первыми встреченными стражниками. Они доставляли много хлопот. Баллиста и Максим потратили много времени, допрашивая их. Багою категорически не разрешалось разговаривать с ними. Казалось невозможным отличить настоящих просителей убежища от внедренных шпионов и диверсантов. В конце концов, заставив нескольких из них пройти вдоль стены в попытке расстроить осаждающую армию, Баллиста приказал запереть их всех в казармах недалеко от марсова поля. Это была дополнительная проблема. Для их охраны пришлось выделить десять легионеров из стоявшей там в резерве центурии Антонина Крайнего. Их нужно было кормить и поить.

Первоначально из Арета выскользнуло большее количество людей. Вскоре это прекратилось. У Сасанидов разговор с ними были короткий. Вдоль равнины были установлены заостренные деревянные колья. Дезертиров насаживали на них, пронзая шипом задний проход. Это должно было ужасать. Это удалось. Некоторые из жертв жили в течение нескольких часов. Сасаниды разместили колья прямо на расстоянии артиллерийского огня, насмехаясь над римлянами, чтобы те попытались положить конец страданиям тех, кто был их товарищами. Баллиста приказал, чтобы боеприпасы не расходовались впустую. После того, как трупы провисели там несколько дней, Сасаниды сняли их и обезглавили. Головы метнули артиллерией обратно за стены города, тела выброшены на съедение собакам.

Если существовал мотив, помимо наслаждения жестокостью ради нее самой, Баллиста предположил, что Сасаниды хотели отговорить кого-либо покидать Арет, чтобы поддерживать спрос на продовольствие в городе как можно выше. Если бы персы надеялись таким образом вызвать проблемы со снабжением, они были бы разочарованы. Баллиста собрал большие запасы. При тщательном уходе еды хватало как минимум до осени.

Относительное изобилие припасов было увеличено прибытием лодки с зерном. Она пришла из Цирцезия, ближайшего захваченного римлянами города вверх по реке. Прохождение пятидесяти или около того миль не обошлось без происшествий. Оба берега кишели персидской конницей. К счастью для экипажей, Евфрат, хотя и извилистый, был достаточно широк, чтобы большую часть своего пути находиться вне пределов досягаемости лука, если придерживаться середины реки. Лодка пришвартовалась напротив Порта Аквариа 9 июня, по иронии судьбы, в день праздника весталий, государственного праздника пекарей.

Экипажи лодок были несколько сбит с толку. Подвергаясь значительному риску, они надеялись на более радушный прием. Тем не менее, во многих отношениях это прибытие стало своего рода разочарованием для осажденного гарнизона Арета. Дополнительное зерно приветствовалось, но не было необходимо. Когда лодку заметили, все ожидали, что она полна подкреплений. Команда из десяти легионеров, откомандированных из IIII Скифского, была очень плохой заменой этому.

Никогда по-настоящему не ожидая большего количества людей, Баллиста надеялась на письма. Там был один. Оно было от губернатора Келесирии, номинального начальника Дукс Реки. Оно было датировано почти месяцем ранее и написано по пути в Антиохию - "Подальше от всяких мерзких персов", как едко заметил Деметрий.

В письме содержалась “замечательная” новость. Император Галлиен, разгромив варваров на Дунае, назначил цезарем своего старшего сына Публия Корнелия Лициния Валериана. Новый цезарь останется на Дунае, в то время как святейший август Галлиен совершит поездку по Рейну. В Малой Азии боги проявили свою любовь к империи, любовь, порожденную благочестием императоров, подняв реку Риндак во время наводнения и тем самым спасли город Кизик от вторжения готских пиратов.

В сообщении губернатора не было ничего, кроме банальных советов и ободрения: оставайтесь начеку, продолжайте хорошо работать, дисциплина преодолеет всё. Баллиста надеялся на письмо от императоров, что–то написанное пурпурными чернилами с августейшей печатью, которым можно было размахивать, чтобы поднять боевой дух, что-то с определенными новостями о мобилизации имперской полевой армии, деблокирующих силах, идущих к ним - возможно, даже что-то, что содержало прогнозируемую дату снятия осады. Информация о том, что старомодный римский virtus преодолеет всё, была не слишком полезна.

Общая картина ухудшилась после того, как в частной беседе с новоприбывшими легионерами с лодок "чудесные новости" получили контекст. Галлиену, далекому от победы над варварами на Дунае, пришлось купить мир у карпов, племени, с которым он там сражался, чтобы он мог свободно двигаться к Рейну, где франки и алеманны сеяли хаос. Новый цезарь был всего лишь ребенком, номинальной фигурой, оставшейся на Дунае, где реальная власть находилась в руках генерала Ингенуя. Воды Риндака могли спасти Кизик, но ничто не помешало готам разграбить Халкидон, Никомедию, Никею, Прусу и Апамею. Под угрозой оказалась вся Малая Азия. Генерал Феликс в сопровождении великого осадного инженера Цельса был послан удерживать Византий. Сам Валериан с основной полевой армией двинулся в Каппадокию, чтобы попытаться изгнать готов из Малой Азии.

Какими бы плохими ни были новости о делах в мире, Баллиста был еще больше разочарован отсутствием письма от Юлии. Он очень скучал по своей жене. Не было ничего невозможного в том, чтобы письмо, написанное ею в Риме или с Сицилии, могло попасть на восточную оконечность империи, в Цирцезий и на корабль. К любому письму, которое писала Юлия, она обязательно прилагала рисунок их сына, каракули столь абстрактные, что только сам мальчик мог сказать, что на них изображено. Прошло десять месяцев с тех пор, как Баллиста в последний раз видел своего сына. Исангрим будет быстро расти. Быстро меняться, но, надеялся северянин, не до неузнаваемости.

Подавив свое разочарование, Баллиста вернулся к мобилизации своих скудных ресурсов для защиты города. Десять новых легионеров были приписаны к центурии Луция Фабия в Порту Аквариа на том основании, что их опыт в качестве лодочников может оказаться более полезным там, чем где-либо еще. Потери были на удивление незначительными в тот день, когда был сожжен большой таран, и лишь несколько человек погибли от случайных персидских стрел или в неудачных набегах, пока не произошла катастрофа, в которой погиб молодой опцион Проспер. Центурии IIII Скифского на стене пустыни по-прежнему насчитывали около пятидесяти человек в каждой, турмы XX Пальмирской - сорок. Баллиста усилил их еще сотней ополченцев-лучников из нумера Ярхая. Северянин надеялся, что служба бок о бок с регулярными солдатами вселит решимость в призванных горожан и даст им опыт. Он прекрасно понимал, что все может пойти по-другому,