К тому же, меня восторгало то, что сержант военной полиции одолела подполковника военной разведки. Я знал, что Куинна это приведет в бешенство. Он воспримет это как величайший позор. Человек, покупающий «лексусы» и яхты, не потерпит, чтобы его арестовал какой-то сержант.

– Ты разрешишь мне самой произвести задержание? – повторила Коль.

– С радостью, – ответил я.

– Закон по этому поводу выражается совершенно четко, – сказала Даффи.

– Мне закон не писан, – сказал я.

– Мы не имеем права заниматься этим делом.

– Я работаю не на вас.

– Это же самоубийство! – вмешался Элиот.

– До сих пор я жив.

– Только потому, что Даффи отключила телефоны.

– Телефоны остались в прошлом, – сказал я. – Проблема с телохранителями разрешилась сама собой. Так что ваше прикрытие мне больше не нужно.

– Без прикрытия тебе никак не обойтись. В любом случае.

– Прикрытие БАТО горничной не помогло.

– Мы дали тебе машину. Постоянно оказывали тебе поддержку.

– Мне больше не нужны ваши машины. Бек дал мне связку ключей от дома. И пистолет. С патронами. Теперь я его правая рука. Он доверил мне защищать свою семью.

Они ничего не смогли возразить на это.

– И я могу спасти Терезу Даниэль, – добавил я.

– БАТО тоже сможет ее спасти, – сказал Элиот. – Теперь, когда выяснилось, что мы чисты перед своим ведомством, мы можем обратиться к БАТО. Горничная была их человеком, а не нашим. Так что мы тут ни при чем.

– БАТО не станет торопиться, – возразил я. – И Тереза попадет под перекрестный огонь.

Последовало долгое молчание.

– До понедельника, – первым нарушил его Виллануэва. – Мы будем сидеть молча до понедельника. Но самое позднее в понедельник мы должны будем связаться с БАТО.

– Нам надо было бы связаться с ними прямо сейчас, – заметил Элиот.

Виллануэва кивнул.

– Но мы не будем этого делать. Если необходимо, я лично об этом позабочусь. Мы даем Ричеру срок до понедельника.

Элиот ничего не сказал. Молча отвернулся. Даффи откинула голову на подушку и уставилась в потолок.

– Проклятье! – выругалась она.

– К понедельнику все будет кончено, – заверил я. – Я верну вам Терезу, и тогда вы сможете отправляться домой и звонить кому угодно.

Даффи молчала целую минуту. Затем заговорила:

– Хорошо. Можешь возвращаться. Наверное, ты уже должен быть на месте. Ты и так отсутствовал слишком долго. Это уже само по себе подозрительно.

– Согласен, – сказал я.

– И все же сначала подумай, – продолжала она. – Ты абсолютно уверен, что поступаешь правильно?

– Вы за меня не отвечаете.

– Неважно. Ответь на мой вопрос. Ты уверен?

– Да, – сказал я.

– А теперь подумай еще раз. По-прежнему уверен?

– Да, – повторил я.

– Мы будем здесь. Если что, связывайся с нами.

– Хорошо.

– Не передумал?

– Нет.

– Тогда возвращайся.

Даффи не встала. Никто не встал. Я поднялся с кровати и вышел из притихшей комнаты. Прошел полпути до «Кадиллака», когда следом за мной вышел Виллануэва. Он двигался медленно и скованно, как и полагалось в его возрасте.

– Возьми меня с собой, – сказал пожилой агент. – Если что, я хочу быть с тобой.

Я промолчал.

– Я смогу тебе помочь.

– Ты мне уже помог.

– Этого мало. Я должен сделать что-то еще. Ради девочки.

– Ради Даффи?

Он покачал головой.

– Нет, ради Терезы.

– Кем она тебе приходится?

– Я за нее отвечаю.

– Почему?

– Я был ее наставником. И теперь я за нее в ответе. Ты понимаешь, что это значит?

Я кивнул. Я прекрасно понимал, что имел в виду Виллануэва.

– Тереза долго работала у меня, – продолжал он. – Можно сказать, я научил ее всему, что она знала. Затем ее перевели. Но десять недель назад она пришла ко мне и спросила, стоит ли ей соглашаться на это задание. У нее были сомнения.

– Но ты сказал, чтобы она соглашалась.

Виллануэва кивнул.

– Я поступил как полный идиот.

– А ты мог ее отговорить?

Он снова кивнул.

– Думаю, мог. Если бы я объяснил, почему ей не следует соглашаться, Тереза меня послушалась бы. Окончательное решение принимала она, но она прислушалась бы к моему совету.

– Я тебя понимаю.

И я действительно его понимал, тут не могло быть никаких вопросов.

Я сел в машину и выехал на шоссе, а Виллануэва остался стоять на стоянке, провожая меня взглядом.

По магистрали номер один я проехал через Биддефорд, Сако и Олд-Орчард-Бич, а затем свернул на восток на длинную пустынную дорогу к дому. Подъезжая к нему, я взглянул на часы и понял, что отсутствовал целых два часа, из которых оправданными были только сорок минут. Двадцать минут до склада, двадцать минут обратно. Но я не думал, что мне придется объясняться перед кем бы то ни было. Бек не узнает о том, что я не поехал прямо домой, а остальные не догадываются о том, что я должен был так поступить. По моим расчетам, наступил эндшпиль, и я катил навстречу победе.

Однако я ошибался.

Я понял это еще до того, как Поли закончил открывать ворота. Выйдя из своего домика, он подошел к запору, Он был в костюме. Без плаща. Поднял запор движением стиснутого кулака. До сих пор все было как всегда. Я уже с десяток раз видел, как Поли открывает ворота, и пока что он делал все как обычно. Поли обхватил своими огромными лапищами прутья решетки. Начал раскрывать ворота. Но не раскрыл их до конца. Протиснулся между приоткрытыми створками и шагнул мне навстречу. Подошел к моей двери, и когда до машины оставалось шесть футов, остановился и, улыбнувшись, достал из карманов два револьвера. Все это произошло меньше чем за секунду. Два кармана, две руки, два револьвера. Это были мои «Анаконды». В тусклом сером свете сталь казалась матовой. Я увидел, что оба револьвера были заряжены. Из каждого гнезда барабанов мне подмигивали тупоносые пули в ярких латунных оболочках. Можно не сомневаться, «Ремингтон магнум» 44-го калибра. По восемнадцать долларов за коробку с двадцатью патронами. Плюс налоги. Итого девяносто пять центов за патрон. Двенадцать патронов. Высококачественные боеприпасы стоимостью одиннадцать долларов сорок центов, готовые к применению, по пять долларов семьдесят центов в каждой руке. И эти руки застыли совершенно неподвижно. Как скалы. Левая направляла револьвер чуть впереди переднего колеса «кадиллака». Правая целилась прямо мне в голову. Указательные пальцы напряглись на спусковых крючках. Дула не шевелились. Ни на волосок. Поли походил на каменное изваяние.