"миля за милей". Каждая встреча в Дамаске включала три этапа, каждый из которых проходил под председательством Асада: первоначальная, обширная дискуссия с Асадом наедине, с использованием только моего переводчика; заседание с военными советниками Асада; и встреча с гражданскими министрами. (На первую встречу он не допустил даже своего переводчика, чтобы ограничить количество информации, которую его подчиненные узнали о моем докладе из Иерусалима). Это был запутанный стиль принятия решений, но он позволял Асаду распределять информацию так, как он считал нужным. Это также привело к затяжным встречам, длительности которых израильские лидеры не могли найти объяснения и которые держали их в напряжении.

В ночь на тридцать четвертый день Асад довел ситуацию до точки, в которой разрыв казался неизбежным. Мы уже составили коммюнике, объявляющее о завершении переговоров - буквально в тот момент, когда я направлялся к двери нашей предполагаемой последней встречи, - когда Асад нашел способ возобновить переговоры. Затем он потратил пять часов на переговоры по поводу переговоров и в итоге заставил нас торговаться до самого вечера.

В конце концов, сирийцы выжали из камня последнюю каплю крови: демаркационная линия была скорректирована на несколько сотен ярдов в общем нейтральном направлении. В конечном итоге Израиль должен был уйти с территорий в 10 милях к югу от Дамаска и из города Кунейтра. Противоборствующие силы и их вооружения были бы разделены 30 милями, чтобы тяжелые вооружения не могли достичь линии фронта противника. Гарантии соблюдения, как и в египетском соглашении, были сделаны в письме сторон президенту США.

Нет нужды говорить, что сирийский челнок не закончился с таким же приподнятым настроением, как его египетский аналог. Соглашение между Сирией и Израилем было жестокой сделкой между противниками, которые скорректировали лишь свое относительное положение. Асад решил следовать практическим решениям Садата, отвергая его моральные рамки. Но, несмотря на отсутствие упоминания о природе мира, Асад был готов пойти на конкретные соглашения, которые значительно затрудняли развязывание войны. Эти реалистичные положения, не замутненные эмоциями, были и практичными, и наблюдаемыми.

В итоге положения так называемого Голанского соглашения сохранились - отчасти потому, что, хотя Асад мог их нарушить, он так и не сделал этого. При всей своей гордости и проницательности, он, наконец, принял - на практике - косвенную и молчаливую форму признания Израиля. Для радикала это должен был быть мучительный процесс - смириться с такой возможностью. Его убеждения вражды с Израилем были сильнее, чем у Садата, и поэтому его путь был труднее, а прогресс короче. Но, подобно Меир с другого конца телескопа, он мельком увидел достоинства прекращения конфликта.

Асад не смог бы достичь ни своих внешних целей, ни внутренних перемен, если бы не инициатива Садата. Но он внес существенный вклад, хотя и через преследование более мирских целей, в поэтапное разрешение региональных споров. И, как это ни парадоксально, способность Асада выжать из переговоров весь свой идеализм сделала политически возможным для Садата продолжить путь к реализации своего видения.

 

Еще один шаг на пути к миру: Синайское соглашение

После заключения соглашения о разъединении Сирии Садат ожидал возвращения к мирному процессу с Израилем. Логичным следующим шагом должно было стать соглашение по Западному берегу реки Иордан, оккупированному Израилем в июньской войне 1967 года. Но этот путь был исключен внутренней политикой арабских стран. Хотя Западный берег находился под фактическим управлением Иордании, он не был ни ее частью, ни суверенным государством. А 28 октября 1974 года, вскоре после сирийского соглашения, Лига арабских государств признала ООП единственным законным представителем палестинцев. Это гарантировало, что любая попытка Израиля отсоединиться от Западного берега путем переговоров с королем Иордании Хусейном привела бы к немедленному гражданскому конфликту в арабском мире. А Израиль не был готов иметь дело с ООП, поклявшейся его уничтожить.

Таким образом, Западный берег был исключен из пошаговой дипломатии. Еще одни египетско-израильские переговоры, посвященные дальнейшему уходу Израиля с Синая, представлялись единственно возможным курсом для достижения прогресса.

Однако с этим пришлось подождать, пока не улягутся последствия отставки Никсона в августе 1974 года. Необходимо было оставить время для президента Джеральда Форда, чтобы получить внутреннюю информацию и собрать свой собственный персонал Белого дома. В своем первом публичном заявлении он назначил меня своим государственным секретарем, обеспечив тем самым преемственность.

На самом деле, самая значительная гарантия преемственности заключалась в личности нового президента. Выросший и получивший образование в Мичигане, Форд воплощал в себе самые лучшие качества средней Америки: патриотизм, уверенность в товариществе, доверие к американским целям, необыкновенный здравый смысл. Соглашаясь с принципами мира на Ближнем Востоке, которые были выработаны во время правления его предшественника, он, прежде всего, стремился преодолеть внутренние разногласия Америки.

В Израиле тоже произошла смена лидеров. Премьер-министр Меир победила на выборах в декабре предыдущего года, но критика общественности по поводу предполагаемых неудач в подготовке к войне 1973 года заставила ее уйти в отставку. Ее преемником стал Ицхак Рабин, первый сабра (уроженец Израиля), ставший премьер-министром страны. Рабин был командующим израильской армией в войне 1967 года, и ее победы сделали его национальным героем. Как и Садат, он был солдатом, направившим свои устремления на преодоление войны. В своей пронзительной речи на посту премьер-министра он сказал:

Как бывший военный, я ... навсегда запомню тишину предшествующего момента: тишину, когда стрелки часов, кажется, вращаются вперед, когда время на исходе и еще через час, еще через минуту вспыхнет ад.

В этот момент огромного напряжения, перед тем как палец нажмет на курок, перед тем как фитиль начнет гореть - в ужасной тишине момента, есть еще время задуматься, задуматься в одиночестве: Действительно ли необходимо действовать? Неужели нет другого выбора? Нет другого пути?

Рабин отличался от Меир настолько, насколько это можно себе представить. Она приехала в Израиль как первопроходец. Для нее каждый квадратный дюйм израильской территории был завоеван кровью и поэтому был священным; при таком мышлении обменять землю на мир означало обменять абсолютное на вполне возможно эфемерное. Для Рабина, родившегося в этой стране, чудо существования Израиля было менее значимым, чем необходимость его выживания. По мнению Рабина, основанному на тысячелетиях еврейской истории, историческая неустойчивость Израиля может быть преодолена только путем установления связи между его народом и его арабскими соседями. Обладая высоким интеллектом и хорошим образованием, Рабин рассматривал процесс переговоров через призму анализа. Для него поэтапный подход был предпочтением, которое он выразил как "кусок земли за кусок мира".

Церебральная версия поэтапного подхода Рабина все еще не была полностью выражена в начале 1975 года, когда он и Садат