Первоначальный холод прошел, когда под фанфары труб дико ликующие израильтяне приветствовали египетского президента с визитом, о котором раньше никто не смел и мечтать.

На следующее утро после прибытия, в воскресенье, Садат помолился в мечети Аль-Акса, а затем посетил храм Гроба Господня и Яд Вашем, израильский мемориал и музей Холокоста. После этого его первым официальным действием стало выступление в Кнессете. Само его присутствие в этом органе бросало радикальный вызов исторической позиции арабов. Сама речь, произнесенная на традиционном классическом арабском языке, отбросила устоявшуюся риторику укоренившейся вражды. В ней достижение мира возлагалось не на тактику десятилетий дискриминации, а на души противников:

Откровенность обязывает меня сообщить вам следующее:

Во-первых, я приехал сюда не для того, чтобы заключить сепаратное соглашение между Египтом и Израилем... В отсутствие справедливого решения палестинской проблемы никогда не будет того прочного и справедливого мира, на котором настаивает весь мир. Во-вторых, я пришел к вам не для того, чтобы добиваться частичного мира, а именно: прекратить состояние войны на данном этапе и отложить решение всей проблемы на последующий этап... В равной степени я не пришел к вам за третьим соглашением о разъединении на Синае, Голанах или Западном берегу. Это означало бы, что мы просто откладываем зажигание фитиля".

Я пришел к вам, чтобы вместе построить прочный мир, основанный на справедливости, чтобы обе стороны не пролили ни одной капли крови. Именно по этой причине я заявил о своей готовности отправиться в самый дальний уголок земли.

Садат сказал, что если мы будем довольствоваться полумерами, это будет означать, что "мы слишком слабы, чтобы нести бремя и ответственность за прочный мир, основанный на справедливости". Но он верил, что обе стороны достаточно сильны, чтобы заключить такой мир. В эмоциональной кульминации речи он спросил: «Почему бы нам не протянуть руки с верой и искренностью, чтобы вместе разрушить этот барьер?»

Садат определил мир не столько как завершенный набор условий, сколько, прежде всего, как хрупкое, уязвимое состояние, которое необходимо корректировать и защищать со всем возможным упорством против возрождения конфликта. «Мир, - провозгласил Садат, — это не просто утверждение написанных строк». Скорее, это переписывание истории... Мир - это гигантская борьба против всех и всяческих амбиций и прихотей.

В ответ Бегин выступил с обращением, в котором поднялся над своим обычным юридическим подходом, чтобы преодолеть инерцию конфликта и задействовать весь спектр дипломатических возможностей:

Президент Садат знает, и он знал от нас до своего приезда в Иерусалим, что наша позиция относительно постоянных границ между нами и нашими соседями отличается от его позиции. Однако я обращаюсь к президенту Египта и ко всем нашим соседям: не исключайте переговоров ни по какому вопросу. Я предлагаю от имени подавляющего большинства парламента, что все будет предметом переговоров.... Все подлежит обсуждению. Ни одна сторона не должна утверждать обратное. Ни одна сторона не должна выдвигать предварительные условия. Мы будем вести переговоры с уважением.

Путешествие Садата в Иерусалим было тем редким случаем, когда сам факт события представляет собой прерывание истории и тем самым изменяет диапазон возможного. Это была его последняя революция, более значимая и соответствующая духу его руководства, чем переворот в июле 1952 года, "коррекция" в апреле 1971 года, изгнание Советов в июле 1972 года или война в октябре 1973 года и ее последствия. Этот визит ознаменовал собой воплощение особого вида национализма Садата, который выражал мир как форму внутреннего освобождения.

 

Извилистый путь к миру

Октябрьская война стоила Египту более 10 000 жизней, включая младшего брата Садата, пилота истребителя, сбитого во время налета на израильский военный аэропорт. Для Израиля эти цифры составили более 2 600 убитых и более 7 000 раненых. Встретившись в египетском военном госпитале во время одного из челноков, Садат сказал мне, как сильно его страна пострадала от войны и что ей не нужно плодить новых мучеников.

Следующие четыре года покажут, что Садат установил слишком высокое начальное препятствие для обеих сторон. Первые упреки прозвучат из арабского мира. До визита в Иерусалим последняя встреча главы арабского государства с сионистским или израильским лидером состоялась в январе 1919 года, когда эмир Фейсал встретился с Хаимом Вейцманом. С тех пор четыре войны велись на тех самых принципах, от которых Садат заявил, что готов отказаться.

Помимо непосредственной выгоды, арабские лидеры чувствовали себя лично преданными из-за того, что Садат не посоветовался с ними. На практическом уровне они беспокоились, что его присутствие в Иерусалиме усилит переговорную позицию израильтян. Асад из Сирии был настроен откровенно пренебрежительно. Когда в 1975 году я спросил его об альтернативе, он ледяным тоном ответил: «Вы отказываетесь от Вьетнама, вы откажетесь от Тайваня. И мы будем здесь, когда вы устанете от Израиля».

В правительстве Садата также существовала значительная оппозиция. 15 ноября 1977 года министр иностранных дел Фахми подал в отставку в знак протеста против решения посетить Иерусалим. Давление на Израиль со стороны Америки усилилось. Когда 19 ноября Бегин позвонил Картеру, чтобы подтвердить прибытие Садата в Иерусалим, Картер сказал ему: «Вы, наверное, заметили, что Фахми подал в отставку. Необходимо, чтобы Садат мог увезти домой какой-нибудь ощутимый вклад. Он сильно рисковал». Учитывая эту историю, любопытно, что после визита Садата иногда обвиняли в том, что он едет через Иерусалим, чтобы попасть в Вашингтон. На самом деле он стремился сделать как раз обратное.

В июле 1977 года Ливия при Муаммаре Каддафи (которого Садат только презирал) спровоцировала короткую войну с Египтом из-за того, что Садат настаивал на своем стремлении к миру с Израилем и отверг предложения Каддафи об объединении с Ливией. Позже он назвал действия Садата "предательством арабской нации". Сирия и ООП выразили аналогичное возмущение в совместном коммюнике:

[Визит Садата], наряду с планом Садата-Бегина, не имеет другой цели, кроме как навязать арабской нации свершившийся факт и тем самым свести на нет все подлинные усилия по достижению справедливого мира, основанного на полном уходе со всех оккупированных арабских территорий.

Официальный "план Садата-Бегина" в этот момент был лишь фантазией. Тем не менее, на конференции в Триполи в декабре 1977 года Сирия, Алжир, Южный Йемен, Ливия и ООП назвали действия Садата "государственной изменой". Там же они решили применить карательные антиизраильские законы о бойкоте к любым египетским предприятиям, торгующим с Израилем. Вскоре после этого Египет разорвал отношения с пятью арабскими государствами и ООП.

Садат надеялся, что визит в Иерусалим дополнит эксклюзивные отношения между Израилем и Америкой и подтолкнет переговоры о мире к новой фазе, чтобы достичь