Сэм смотрит то на Давида, то на Сару.

– Нормально, – наконец произносит он.

– Bien, bien. – Давид улыбается. – C’est une bonne nouvelle. Je suis content[24].

Сара уходит готовить ужин. Давид приходит на кухню через несколько минут.

– Ну вот, началась школа, и он кажется более счастливым. Я знал, что общение со сверстниками поможет ему.

Он достает два винных бокала, наливает в каждый по капельке кассиса, а затем добавляет белого вина.

– Расскажи мне про этого друга.

– Про Зака? Он чудесный, очень вежливый и хорошо воспитанный. Его мама тоже очаровательная.

– Как мальчики общаются между собой?

– Ну ты же знаешь детей. Они всегда поймут друг друга.

Она кашляет, чтобы скрыть недосказанное. Она не хочет видеть разочарование на лице мужа, когда он узнает, что новый друг Сэма говорит по-английски.

– Да, это точно. – Давид замолкает. – Все будет хорошо, правда, Сара?

Она берет в руки свой бокал и ждет, когда он сделает то же самое. Они чокаются, смотря друг другу в глаза, но Сара не может ответить на его вопрос. Она до сих пор не уверена, что все будет в порядке.

Сара отпивает своего кира.

– До него трудно достучаться. Очень трудно. Кажется, будто мы собираемся взобраться на высокую гору, но мы даже не уверены, каким будет вид с вершины.

– Что ты имеешь в виду?

– Допустим, он привыкнет. У него не будет другого выбора. Но я не знаю, сможет ли он когда-нибудь нас полюбить.

Париж, 17 сентября 1953 года

Я еле успел запихать письмо в ящик стола, когда они зашли в мою комнату. Они, конечно, не поймут, что там написано, но увидят, что письмо на английском, и догадаются, кому я пишу.

Я снова вытаскиваю его. Но на этот раз кладу рядом с листком книгу, на случай если мне придется его резко спрятать. Я перечитываю его про себя.

Я очень стараюсь, когда пишу это письмо, и пытаюсь почти не отрывать ручку от бумаги, только когда делаю пробелы между словами. Не знаю, что еще сказать. У меня пока нет никакого плана, но я хочу, чтобы Мама знала: я обязательно что-то сделаю.

Щелкает дверная ручка. Мое сердце уходит в пятки. Быстро прячу письмо под книгу и открываю ее, притворяясь, что читаю.

Бородач подходит прямо к столу.

– Ça va, Samuel?

Он заглядывает мне за плечо.

– Qu’est-ce que tu lis?[25]

Наверняка он хочет узнать, что я читаю.

– Tintin.

– Laisse-moi le lire pour toi[26].

Он протягивает руку, чтобы взять книгу, но я опережаю его, и кладу локти на нее, чтобы сберечь письмо.

Я показываю пальцем на полку.

– Вот эту, – говорю я.

Он достает книгу.

– Les Trois Mousquetaires, bien, très bien!

Это «Три мушкетера»! Папина любимая книга.

Бородач открывает ее и начинает читать.

Я оставляю «Приключения Тинтина» лежать на столе, письмо спрятано под ней, и притворяюсь, что слушаю. Но на самом деле просто думаю о том, что еще могу написать в письме, и представляю мамино лицо, когда появлюсь на пороге дома.

Тут я понимаю, что Бородач перестал читать и смотрит на меня. Он хмурится, будто пытается что-то понять. Затем он говорит:

– Samuel, je sais que c’est difficile pour toi, même très difficile. Mais on t’aime et on va faire tout pour que ça marche[27].

Бородач говорит, что мне тяжело, но что мы должны идти вперед. Уверен, что он сказал что-то в этом духе.

О нет! Он снова идет к столу. Я уверен, он собирается взять «Приключения Тинтина», но тогда он увидит и письмо! Быстрым движением я достаю листок из-под книги и смахиваю на пол. Затем наступаю на него ногой.

– Essayons Tintin maintenant. C’est plus amusant[28].

Я знал! Слава богу, я избавился от письма.

Бородач берет книгу и снова начинает читать, изображая странные голоса разных персонажей. Он говорит громко и по-мальчишески за Тинтина, хитро и злобно за плохих героев. Но лучше всего у него получается собака. У него почти получается рассмешить меня. Его голос гремит, он расхаживает по комнате, выбрасывая руки, разыгрывая какие-то сцены. Я внимательно слежу за ним. У него очень хорошо получается пародировать голоса. Знаю, что он делает это, чтобы развеселить меня, и у него почти выходит. Он пытается быть добрым и веселым, но это ничего не меняет. Не хочу, чтобы он был моим папой. И никогда не захочу.

Париж, 18 сентября 1953 года

Вчера вечером Сара заглянула в комнату Сэма и увидела картину, от которой у нее сжалось сердце. Давид читал ему, и казалось, что Сэм на самом деле слушает, его глаза внимательно следили за отцом, а не упирались в пустоту, как обычно. Она тихонько вернулась в кухню и помолилась Богу в знак благодарности.

Сегодня пятница, Шаббат начинается на закате. Когда Сара отводит Сэма в школу, она возвращается домой, чтобы приготовить халу, сладкий хлеб, который они преломляют, прежде чем приступить к ужину. Ей не позволено работать с сегодняшнего заката до субботней ночи, поэтому она должна убедиться, что все готово. Это значит, что надо сходить за покупками и приготовить еду и на завтра тоже. Она любит приготовления к Шаббату даже больше, чем сам Шаббат. Есть что-то успокаивающее в этом ритуале. Она считает свечи и расставляет их в канделябре.