Через несколько дней юноша снова пришел на работу из Укунды. Лкетинга вызвал его на разговор, но Уильям все отрицал. Когда появились первые туристы, Уильям стал работать, как обычно, а муж поехал в Укунду. Я предположила, что он хочет разузнать, где был Уильям.

Оставшись с Уильямом одна, я открыто заявила, что знаю, что он крал у меня деньги, к тому же ежедневно. Лкетинге я ничего не скажу, если он пообещает впредь работать честно. Тогда я его не уволю. Через два месяца в Момбасе начнется «горячий» сезон, и зарплата у него увеличится. Он лишь молча посмотрел на меня. Я была уверена, что он сожалел о содеянном, да и сделал это лишь для того, чтобы отомстить Лкетинге за плохое обращение с ним. Когда мы работали без Лкетинги, из кассы не пропадало ни шиллинга.

Вернувшись из Укунды, Лкетинга сказал, что Уильям всю ночь был на дискотеке. Он снова вызвал его на разговор. На этот раз я вмешалась и сказала, что вчера юноша получил аванс. Вскоре все успокоились, но атмосфера оставалась напряженной.

После трудного рабочего дня мне ужасно хотелось выкурить косяк и испытать приятное расслабление. Я стала соображать, где можно найти Эди. В тот день я ничего не придумала, но на следующий решила пойти в отель «Африка Си Лодж», чтобы заплести косички. Я знала, что процедура займет не меньше трех часов и, таким образом, шансы встретить Эди в баре отеля будут очень высоки.

После обеда я на машине поехала в отель. Обе парикмахерши были заняты, мне пришлось подождать полчаса. Затем началась болезненная процедура. Мои волосы вместе с шерстяной нитью заплетали в косички вверх вдоль головы, в конце каждой косички закрепляли цветные бусинки. Поскольку я попросила, чтобы мне сделали много мелких косичек, процедура длилась больше трех часов. В половине шестого моя прическа еще не была готова.

Вдруг в парикмахерскую вошел мой муж с Напираи. Я не понимала, что происходит, ведь машина была у меня, а до нашего магазина отсюда было несколько километров. Он посмотрел на часы и раздраженно спросил, где я так долго пропадаю. По возможности спокойно я ответила, что моя прическа еще не закончена, он и сам это видит. Он посадил мне на колени взмокшую от жары Напираи. Ее штанишки были полными. Я раздосадованно спросила, что он тут с ней делает и где наша няня. Лкетинга ответил, что отправил няню и Уильяма домой, а магазин закрыл. Он ведь не сумасшедший и знает, что у меня с кем-то было свидание, иначе бы я давно вернулась. Все возражения были бесполезны, ревность оглушила его. Он был убежден, что перед тем, как прийти в парикмахерскую, я встречалась с другим воином.

Мне хотелось как можно скорее уйти с территории отеля, и мы сразу поехали домой. Желание работать у меня пропало. Получалось, что я не могу уйти одна на три с половиной часа в парикмахерскую, чтобы мой муж совершенно не вышел из себя. Это не укладывалось у меня в голове. Я понимала, что так продолжаться не может. Охваченная яростью и ненавистью, я предложила мужу вернуться домой и взять себе вторую жену. Материально я буду его поддерживать. Но он должен уйти, чтобы всем нам стало спокойнее. Другого мужчины у меня нет, и мне никто другой не нужен. Единственное, чего мне хочется, – так это работать и спокойно жить. Через пару месяцев он может вернуться, и мы посмотрим, как быть дальше.

Лкетинга меня не понял. Он сказал, что другая жена ему не нужна, потому что он любит только меня. Он хочет, чтобы все стало как раньше, до рождения Напираи. Он просто не понимал, что все разрушил сам своей проклятой ревностью. Я могла спокойно дышать лишь тогда, когда его не было рядом. Мы ссорились, я рыдала и не знала, что делать. Я чувствовала себя так плохо, что у меня даже не было сил успокоить Напираи. Я казалась себе заключенной. Мне нужно было с кем-то поговорить. София точно меня поймет! Хуже быть уже не могло, и я села в машину, оставив мужа и ребенка дома. Лкетинга заслонил мне дорогу, но я упрямо рванула с места. «Ты сумасшедшая, Коринна!» – вот все, что я услышала.

Увидев меня, София раскрыла рот от изумления. Она думала, что раз я так долго к ней не прихожу, значит, у нас все идет наилучшим образом. Когда я рассказала ей правду о наших с Лкетингой отношениях, она была шокирована. В отчаянии я сказала, что, возможно, вернусь в Швейцарию, так как боюсь, как бы однажды не случилось кое-чего похуже. София стала успокаивать меня и сказала, что теперь, когда мой магазин процветает и у меня есть разрешение на работу, нужно просто набраться терпения. Может быть, Лкетинга действительно уедет домой, ведь в Момбасе он чувствует себя неуютно. Мы все обсудили, но я чувствовала, что перегорела. Я спросила, есть ли у нее марихуана, и ее друг дал мне немного. Слегка успокоившись, я поехала домой, готовясь к очередной схватке. Но муж лежал перед домом и играл с Напираи. Он ничего не сказал. Да ему даже не хотелось узнать, где я была. Вот так неожиданность!

Оказавшись в комнате, я поспешно свернула косяк и жадно его выкурила. Теперь мне стало лучше, все казалось не таким уж и страшным. Я села на улице и стала наблюдать за дочкой, которая настойчиво пыталась залезть на дерево. Когда голова снова прояснилась, я пошла в магазин и купила рис и картофель, чтобы приготовить ужин. После косяка страшно хотелось есть. Позднее я, как всегда, искупала Напираи в тазу, после чего сама пошла в «деревенский душ». Пеленки я замочила на ночь, чтобы утром постирать их перед работой. После этого я легла в постель. Муж повез воинов на танцевальное представление.

Дни шли своим чередом, и каждый вечер я с наслаждением выкуривала косяк. Наша интимная жизнь стала более насыщенной, не потому, что это доставляло мне удовольствие, а потому, что это стало мне совершенно безразлично. Я продолжала жить, а внутри была пустота. Я механически открывала магазин и торговала вместе с Уильямом, который появлялся все более нерегулярно. Зато Лкетинга теперь приходил в магазин каждый день. Туристы приносили фотоаппараты и камеры, и вскоре мы были запечатлены уже на многих фото. Мой муж, как и прежде, требовал за съемку денег, но меня это больше не злило. Он не понимал, почему людям хочется нас фотографировать, и справедливо добавлял, что мы ведь мы не обезьяны.

Туристы часто спрашивали, где наша дочь. Игравшую с няней Напираи они принимали за ее ребенка. Мне приходилось объяснять, что Напираи, которой тем временем исполнился год и четыре, – наша дочка. Мы с няней смеялись над ошибкой туристов, но вскоре муж начал задумываться, почему все люди предполагают одно и то же. Я попыталась его успокоить: какая нам разница, что думают люди? Но он настойчиво выспрашивал у растерянных покупателей, почему они не принимают за мать Напираи меня, после чего многие клиенты испуганно уходили. К няне он тоже относился с большим подозрением.

Со дня отъезда моей сестры прошел почти месяц. Время от времени приходил Эди и спрашивал, не пришли ли от нее письма. Со временем Лкетинга стал подозревать, что Эди приходит не за этим. Однажды он увидел, как я покупаю у Эди марихуану. Он отчитал меня так, будто я была преступницей, и пригрозил донести на меня в полицию.

Мой собственный муж хочет посадить меня в тюрьму, хотя знает, какие там ужасные условия! В Кении законы, касающиеся наркотиков, очень строгие. Эди с большим трудом удалось отговорить Лкетингу от поездки в Укунду в полицейский участок. Я беспомощно стояла рядом и не могла даже плакать. В конце концов, без этой травы я не могла его больше выносить. Он вырвал у меня обещание, что я больше никогда не буду курить марихуану, в противном случае пообещал на меня донести. Он не хочет жить с человеком, не соблюдающим законы Кении. Мираа – это другое дело, ведь она разрешена законом.