– Я думал о том… как ты сказала? Что лучше посмотреть правде в глаза.

– Да, – медленно произнесла я. Бывают моменты, когда человеку необходимо выговориться, и нужно проявить такт, чтобы ничего не испортить. Примерно так я себя чувствовала, когда забирала Фенвея – самого нервного пса из всех моих клиентов. Одно неосторожное движение – и он забивался под кровать, напрочь забыв о том, что его не ожидает ничего страшного, что это всего лишь прогулка и что, когда мне удастся вывести его за дверь, все его страхи исчезнут.

Кларк протяжно вздохнул, словно пытаясь успокоиться. И я понимала, что он неспроста хочет рассказать это мне именно сейчас, за рулем, когда может не смотреть мне в глаза и сосредоточиться на чем-то определенном.

– Мой отец, – он снова сжал и разжал руки на руле, а потом крепко за него ухватился. Я просто кивнула, хотя мое дыхание замерло. Еще с той ночи, когда мы впервые поговорили, я знала, что между ними что-то произошло. Но Кларк не рассказывал, а я не знала, как об этом спросить.

– Что с ним? – спросила я. Молчание Кларка затягивалось, и я стала волноваться, что он, наверное, ждет какой-то реакции. Кларк притормозил на красный свет и улыбнулся слабой тенью своей обычной улыбки, а потом опять перевел взгляд на дорогу.

– Он не прочитал ни одной моей книги, – сказал он ровным голосом. Я потрясла головой, пытаясь понять, как такое вообще возможно, но, прежде чем я успела спросить, Кларк снова заговорил. – Он всегда хотел быть писателем.

Я сразу поняла, что эту историю он вряд ли много кому рассказывал. Возможно, никому. В его словах не было привычного ритма, заготовленных фраз. Наоборот, создавалось впечатление, что каждое слово он подбирает с большим трудом.

– Он занимался бухгалтерией, чтобы иметь какую-то уверенность в завтрашнем дне, но вообще всегда считал это временным, пока не начнет наконец заниматься настоящим делом.

Я кивнула, зажегся зеленый, и мы тронулись.

– Но ничего так и не напечатали. Ни один агент даже не согласился с ним работать. Но, сколько я себя помню, он писал свой шедевр – научно-фантастическую эпопею.

– Научная фантастика? – уточнила я в удивлении. Той ночью Кларк говорил, что его отец – начинающий писатель, но я всегда думала, что он пишет фэнтези, как и сам Кларк.

– Ну да, – слабо улыбнулся Кларк. – Не думаю, что он вообще понимает то, что я делаю. В общем, поначалу он был очень рад, когда я начал работать над своей книгой. Думаю, что я вообще стал этим заниматься, потому что наблюдал, как он что-то пишет каждую ночь, и это было чем-то, что нас объединяло. Мужчины семьи Маккаллистер и их книги… Мама любила над этим подшутить. – По его лицу промелькнула улыбка, но сразу же исчезла. – Когда я ее закончил, отец разослал рукопись по своим спискам агентов. Я совершенно не предполагал, что из этого что-то выйдет. Он – наверняка тоже. Но книгу приняли. – Кларк включил поворотник, и тут я заметила, что мы едем к закусочной. Я не знала, голоден ли он или мы просто едем туда по привычке, но мне было все равно. У меня случалось много таких разговоров с подругами, когда мы куда-то ехали просто потому, что нужна какая-то цель, чтобы машина могла двигаться, а разговор – продолжаться.

– Поначалу он был за меня очень рад, – в голосе Кларка зазвучала слабая нотка прежних надежд. Мне захотелось броситься к нему, крепко обнять и целовать до тех пор, пока он про все это не забудет, но я понимала, что сейчас это будет неуместно. – Он думал, что это поспособствует и изданию его книги. Но мой агент не захотела с ней работать, да и никто другой не хотел ее принимать – а ведь он трудился над этой книгой десять лет. Ну а мои произведения стали хорошо продаваться…

– И он уже не был так рад, да? – спросила я, чувствуя, как внутри поднимается ярость.

– Не особенно, – Кларк пытался говорить легким тоном, но я видела, сколько для этого требуется усилий. – Сначала он говорил, что вот-вот прочитает мои книги, что буквально завтра начнет. Но потом мы перестали это обсуждать, и сейчас я просто привык к мысли, что он никогда их не откроет.

– А твоя мама?

Кларк пожал плечами и свернул на улицу, по которой можно было быстрее добраться до парковки у закусочной.

– Старается не вмешиваться. Сохраняет мир, переводит разговор на что-нибудь другое, если опасается, что мы заговорим о чем-нибудь… неподходящем.

Я невозмутимо кивнула, хотя все это было мне так знакомо.

– Поэтому я и съехал, – Кларк вырулил на полупустую парковку. Он остановился и заглушил мотор, но не вытащил ключи, а я не стала расстегивать ремень безопасности – осталась на месте, чтобы дать ему спокойно закончить.

– Было тяжело это переносить?

Кларк посмотрел прямо на меня и грустно улыбнулся.

– В этом-то все и дело. Мы отлично ладили. Но когда я понял, в чем дело, решил, что надо уехать.

Я посмотрела на него, пытаясь догадаться, что он имеет в виду, не спрашивая его об этом. Но не успела я сформулировать мысль, как он тихо сказал:

– Потому что я понял, что он счастлив, когда у меня ничего не получается. Наши отношения никогда не были лучше, чем в тот период, когда я не мог писать.

Представив, через что пришлось пройти Кларку за эти три года, я с содроганием вздохнула.

– Очень тебе сочувствую. – Больше я ничего не могла сказать: те слова, что я на самом деле хотела бы произнести в адрес его отца, следовало оставить до лучших времен.

– Спасибо, – он пожал плечами и уставился на руль. – Просто… это тяжело. – Мы несколько секунд просидели в молчании, а потом он тихо произнес: – Твой отец сразу прочитал мои книги, потому что мы с тобой встречаемся, и он захотел узнать меня лучше.

– Первую – возможно. Но вторую он прочитал, потому что ему понравилось, – возразила я.

Кларк слабо улыбнулся:

– Но он сделал это ради тебя. Ну, в смысле… я хотел бы, чтобы мой отец был таким, – его голос становился все тише с каждым словом. – Тебе очень повезло.

Я сидела, слушая, как дождь стучит по стеклам, – и вдруг поняла, что он прав. Хотя в начале лета я бы ни за что не поверила во что-то подобное. Но теперь это правда. Я знала, что мой отец ни за что не стал бы мне мешать. Он мечтал только о том, чтобы я была счастлива.

– Я знаю, – тихо сказала я.

Я накрыла его ладонь своей, и наши пальцы переплелись. Мы сидели так под стук дождя, и никто из нас даже не собирался выходить из машины. Я положила голову ему на плечо, а он склонил свою к моей, и я знала, что он чувствует то же самое, что и я, – больше не надо было ничего говорить. Того, что мы уже сказали, стука его сердца, шума дождя вполне достаточно.

Кларк снова стал писать.

Он сразу мне не сказал, но было видно: что-то изменилось. Когда я приходила забрать Берти, он иногда не выходил меня встречать, а Берти был уже с ошейником и поводком. Кларк появлялся через несколько минут с отсутствующим выражением лица, явно думая о чем-то другом, и мог отправиться на прогулку без самых необходимых вещей: ключей, солнцезащитных очков, без собаки, в конце концов! Он все время что-то набирал в телефоне или записывал на клочках бумаги. И все-таки я его спросила – максимально тактично, поскольку не знала, как устроен творческий кризис и можно ли призвать его снова, просто назвав вслух, как в фильме «Битлджус», – и он ответил «да». Он был очень возбужден, но одновременно тревожился и не хотел никому рассказывать никаких подробностей – Тома это невероятно бесило.