Механические силуэты, живые марионетки, паровые куклы, подводный пуппетизм – одна инновация сменялась другой. При такой запутанной раздробленности художественной формы многие дезориентированные пуппетисты находили спасение в сектантских группировках. Возникли настоящие отряды, представителей которых можно было узнать по их унифицированной одежде или особенной стрижке. Иногда эти группы имитировали даже характерные движения и особенности своих кукол: марионетисты двигались неуклюже и подчеркнуто небрежно, при этом болтая руками. Тростевые пуппетисты держались скорее чопорно и резко, активно жестикулируя. Они давали своим группам такие названия, как «Деревянные чурки», «Книгородские жестяные головы» или «Сленгвортские тени», и делали на руке татуировку с логотипом их объединения. Если две подобные враждебные группировки, находясь под воздействием алкоголя, сталкивались в какой-нибудь пивной, это могло кончиться потасовкой и разбитой мебелью. Конкурентная борьба двух самых крупных фракций пуппетизма – марионетистов и перчаточных пуппетистов, – которая зрела с самого начала, достигла своей печальной кульминации, когда вербальная перепалка между режиссером марионеток и актером-перчаточником переросла в обычную драку с трагическим исходом, в ходе которой режиссер получил удар по черепу пивной кружкой и простился с жизнью. То, что после этого не возникло массовой потасовки, не было новых жертв и даже пуппетистической гражданской войны, пожалуй, следует объяснить тем обстоятельством, что в эту ночь над Книгородом разразилась так называемая гроза Сумрачных гор. Это было стихийное бедствие, которое происходило лишь один раз в двести лет и которое до утра держало в напряжении весь город. Выпал град размером с пушечное ядро, полдесятка яростных смерчей пронеслось по городу, срывая крыши с домов. От постоянно вспыхивавших молний воспламенились бумажная фабрика и несколько букинистических лавок.

Говорят, что гроза очищает воздух, и, как нас учат естественные науки, разнообразие, в конечном счете, вновь стремится к единству. Пуппетизм не был исключением. Этот памятный день в любом случае знаменует собой временный и бесславный пик молодой формы искусства. После этого восторженность заметно остыла, и все успокоилось. Какую историческую и регулирующую роль в дальнейшем преобразовании сыграл Кукольный Цирк и его импресарио маэстро Кородиак, рассказывается в следующей главе этой богатой истории культуры кукол Книгорода, до которой я еще не докопался. Но я жаждал узнать об этом.

Когда я в процессе курса обучения, находясь в «Щупальце каракатицы», как-то листал книгу о сценических трюках, я застрял на одной главе под названием «Волшебный знак», где описывались трюки, как по волшебству возникающие во время представлений перед глазами публики – прием, которым особенно любили пользоваться сценические маги. Один из самых любимых методов был очень древним и простым: для него требовались лишь лимонная вода и теплый воздух. Перед пламенем свечи держат записку с текстом, написанным невидимыми лимонными чернилами, и – вуаля! – написанное становится видимым.

Когда я это читал, то неожиданно очень разволновался и стал копаться в своем плаще. Не сохранилась ли у меня пустая записка того либринавта? Я нашел ее, поспешил с ней к свечному светильнику и поднес записку к пламени.

И вскоре на ней появился текст, написанный коричневыми буквами:

Больше ничего. Я рассмеялся. Чернила из лимонного сока – знаменитый школьный трюк для изготовления шпаргалок. Но примененный изощренно и эффективно! Когда криптограмма появилась на бумаге, у меня возникло ощущение, будто автор прошептал мне эти строки прямо в ухо. В воображении мелькали картины, запахи, звуки, вспыхивающие на мгновенье воспоминания о моем детстве. Учебный класс в Драконгоре. Запах только что вытертой доски. Безжалостные звуки школьного колокола и смех моих школьных товарищей. Я был так восхищен примитивным волшебством, что забыл убрать от свечи листок, и он зашелся в моей руке пламенем.

«Неважно, что делает Невидимый театр на сцене, – сказала ужаска в Кукольном Цирке «Максимус», – важно, что он делает в твоей голове».

Испуганно я бросил загоревшийся листок на пол, где он превратился в горстку пепла. На мое плечо опустилась чья-то рука. Я обернулся как застигнутый врасплох магазинный вор.

Позади стояла Инацея и усмехалась.

– Так и думала, что найду тебя здесь, – сказала она. – У меня хорошие новости! Мне наконец удалось организовать для тебя аудиенцию у маэстро Кородиака. Завтра в обед. Или у тебя уже есть какие-нибудь планы?

Возникает совсем другое ощущение, когда ты входишь в Кукольный Цирк «Максимус» через задний вход, а не через главный. Здесь почти забываешь, что это то же самое здание. Как будто рассматриваешь великолепно расписанные декорации с оборотной стороны и видишь только сбитую реечную раму и грязную поверхность полотна. Тут стояли переполненные мусорные контейнеры, горы мешков с отбросами и громоздкие деревянные ящики. А ворота, которые вели в это огромное здание, были не одни, а минимум десяток. Сначала я совершенно растерялся, оказавшись между всеми этими ящиками, мешками, сундуками, тележками, фрагментами декораций, снующими туда и сюда рабочими сцены, распевающимися тенорами и разогревающимися кукловодами.

– Прошу прощения, – обратился я к пробегающему мимо гному, у которого на руках лежало множество марионеток. – Где мне найти… э-э-э… маэстро Кородиака?

Низкорослый пуппетист ехидно рассмеялся, даже не остановившись.

– Помечтай, помечтай! – успел он крикнуть, исчезая в одной из дверей.

– Но у меня… аудиенция… – пробормотал я и на минуту замер, не двигаясь. Потом просто последовал за гномом и вошел в ту дверь, в которой он исчез. В отличие от огромного фойе на другой стороне театра здесь были темные, тесные и труднообозреваемые помещения. Узкие проходы и низкие потолки вместо просторного холла, кладовые, скудное освещение с помощью керосиновых коптилок, закрытые двери, всюду беспорядок и груды хлама. И грубые люди, которые со мной обращались как с заблудшей гусеницей, которая случайно попала в муравейник.

«В сторону, толстяк!» – кричали они.

«Не останавливайся, продвигайся вперед!»

«Шевелись!»

«Уйди с дороги, придурок!»

«Проснись, болван!»

«Дай пройти, капюшон!»

«Проклятые туристы!»

Эти и прочие взбадривающие фразы пришлось мне услышать и повиноваться, дабы меня не пихнули, не оттеснили в сторону или перед моим носом не упала бы часть декораций. Потом я наконец обнаружил лестничный марш, где висели три таблички. На одной из них было написано Костюмы и декорации, а на двух других – Мастерские и Дирекция. По крайней мере, след, который мог привести к Кородиаку. Опасаясь быть выставленным за дверь, я не отважился задать еще один глупый вопрос этим неотесанным подмастерьям и стал просто подниматься по лестнице.