Долго ли коротко ли добирались ходоки до столицы — про то чуть не полфильма. В пути им встречались тучные нивы и элеваторы, полные отборного зерна, дымные домны, заводы-великаны, дома культуры, сияющие свежей побелкой, хлопотливые стройки, отряды пионеров, собирающих в поле колоски, армады броневиков, двинувшиеся на учебные стрельбы… Случались с ними в дороге разные приключения, веселые и не очень: то отстанут от поезда, то Запечкина сердитый бык боднет, то пчелы, отстаивая свой мед, покусают… Однажды во время купанья у них вещички попятили, оставив голышом. Смышленые ходоки позаимствовали одежонку у огородных пугал, но в таком удивительном виде, ясное дело, далеко не ушли. Милиция тут как тут: «Пройдемте!» Разобрались, конечно, отпустили, даже документы с вещичками нашлись, а вот деньги пропали. И тогда бесполезный на вид Запечкин дал большой концерт в шахтерском клубе, и благодарные углекопы купили им билеты до Москвы.

В общем, добрались ходоки до Кремля, где по сценарию их должен принять сам товарищ Сталин. Уже и актера на роль утвердили — грузина, и что особенно приятно, тоже уроженца Гори. Но вождь, подумав, написал синим карандашом на полях: «Не надо! Тов. Сталина и так везде много!» И ходоков принял Калинин в исполнении народного артиста республики орденоносца Бакалейникова. Михаил Иванович, внимательно тряся бородой, выслушал жалобы колхозников, посочувствовал и посетовал, что пятилетний план уже утвержден и лишних денег на покупку свиноматки в казне нет.

— Что же делать?! — расплакалась Стеша. — Мы не можем вернуться с пустыми руками!

Всесоюзный староста вытер девушке слезы своим большим носовым платком, подумал, потеребил бородку и присоветовал: единственный выход — обратиться в Эрмитаж, чтобы выделили какую-нибудь вещицу подревней, которую наверняка купит большой друг молодой страны Советов Армунд Гаммер, проживающий в «Метрополе» в императорском люксе.

Собственно, ради этого фильм и затеяли. В ту пору правительство, чтобы скопить валюту на покупку импортных станков и конвейеров (своих-то еще не было), решилось на отчаянный шаг — продать кое-что из шедевров эрмитажной коллекции. В народе пошли нехорошие слухи, мол, разворовывают большевички художественные ценности, собранные царями-батюшками, к бегству, знать, готовятся. И власти с помощью самого важного искусства решили разъяснить людям: никто ничего не разбазаривает, все до последнего цента идет на индустриализацию. Это чистая правда! Кино никогда не врет!

В общем, ходоки прибыли в Ленинград и по дороге в Эрмитаж осмотрели места революционной славы. Директор музея, седой ученый в черной академической шапочке, как услышал, зачем пришла эта странная троица, — так сразу замахал руками: «Ни за что!» Только что уехали просители с Урала, нагруженные Тицианом! Но тут хоть понятно: сталь, броня, танки, покой Родины. А на свинью он не даст им даже ломаного кесарева динария! Однако постепенно, слушая страстные монологи Стеши и Николки, академик смягчился, проникся трудными заботами русских селян, веками кормивших и поднимавших Русь. Но окончательно сломил его Запечкин своими (сочиненными при помощи Хаита) частушками:

Без Венеры голозадой

Обойдется наш народ.

Нам заводы строить надо,

Чтобы двигаться вперед!

Хранитель пустился в пляс вместе с ходоками и на радостях вынес им конную статую Донателло. Сталин, узнав про такое расточительство, поморщился и написал на полях сценария синим карандашом: «Чудак! На свинью довольно и этрусской вазы!» Тут же исправились, а научному консультанту объявили выговор. Ходоки же радостно помчались в Москву, в «Метрополь», куда их наотрез отказывался пустить строгий швейцар с окладистой бородой. Снова выручил общительный Федот, выяснивший, что страж гостиничных дверей родом из соседней деревни. Армунд Гаммер повертел в руках вазу, опытным глазом окинул статную Стешу и без звука выдал ходокам элитную свиноматку Норму, как нарочно уже стельную, а к ней прикомандировал «швайнерспециалиста» Клауса, чтобы обучить темных колхозников обхождению с плодовитым, но требовательным и нежным животным. О том, как везли хавронью домой в мягком вагоне, особый рассказ.

За время путешествия между Стешей и Николкой затеплилось, а потом разгорелось чувство чистой взаимности, горячо поощряемое Запечкиным. Однако когда они с триумфом вернулись в «Светлый рассвет», Стеша с головой ушла в обихаживание свиньи-спасительницы, которая готовилась стать матерью. Серьезная и ответственная девушка даже не замечала ухаживаний «швайнерспециалиста», тщетно прельщавшего комсомолку Колоскову шелковыми чулками и баснями о заграничной жизни. Однако Николка, приняв трудолюбие подруги за охлаждение, занемог ревностью к мнимому сопернику. Несчастный парень бродил вечерами за околицей, смотрел на огоньки свинофермы и пел печальную песню, сочиненную композитором Дунайским на стихи все того же Хаита и подхваченную всем Советским Союзом:

Вечереют золотые пажити

На краю уснувшего села.

Может, вы, березоньки, расскажете,

Почему зазноба не пришла?

В финале фильма, согласно сценарию Тачанкина, в дело вступали темные силы, задумавшие погубить свинью Норму, а заодно и колхоз «Светлый рассвет». Но кто же эта злая сила? На специальном закрытом заседании коллегии НКВД столкнулись разные мнения. Нелепую мысль о белогвардейском подполье отмели сразу: его нет и быть не может. Оно уничтожено окончательно и бесповоротно, а злобные последыши влачат жалкое существование в трущобах Парижа и глинобитных норах Харбина. Зато подробно обсуждался другой вариант: убить Норму хотят польские диверсанты-парашютисты. В те годы панская Варшава, отхватив Вильно, Львов и Гомель, зазналась, распушилась и, подстрекаемая Францией, всерьез готовилась к войне с СССР, чтобы завладеть Киевом и Смоленском. Но сразу встал вопрос: «Где же в таком случае была противовоздушная оборона республики? Проспала вражий десант?!» С Ворошиловым ссориться не хотели, и кто-то предложил: «Пусть вредители будут из затаившихся кулаков!» Тут уж рассердился Ягода: «Вы соображаете, что говорите, бакланы?! Получается, мы с вами не выполнили приказ партии о ликвидации кулачества путем выселения в отдаленные районы Севера и Сибири? Сами туда захотели?»

М-да, ситуация! После долгого молчания послышался робкий совет: «Пусть Клаус окажется шпионом!» Сначала все обрадовались: вот он — выход. Но потом спохватились. Во-первых, получается, Армунд Гаммер совсем не друг Страны Советов… Во-вторых, зарубежные специалисты плодотворно работают во многих областях народного хозяйства, и отрицательный образ «швайнерспециалиста» может бросить тень сразу на всех добросовестных иностранных тружеников, вызвать волну недоверия и шпиономании. Что делать? Коллективный разум зашел в тупик. И тогда слово взял верный друг органов писатель Бабель, приглашенный на коллегию для творческой представительности. «Вредитель, — сказал он, — бывший помещик, который под видом иностранного путешественника приехал в Советскую Россию, чтобы проверить, как там поживает его имение, куда он, наивный, еще рассчитывает вернуться!»

Ну конечно же помещик! Как сразу не сообразили! Ход был художественно яркий и политически безупречный: главу Интуриста взяли по делу «Виккерса». Сталин одобрил решение коллегии, приписав синим карандашом на полях сценария: «Оч. хорошо!» И вот переодетый помещик Шулыгин, приклеив кудлатую бороду, крадется по своей бывшей вотчине и с ужасом обнаруживает в родовой церкви шумный клуб с танцами под патефон, в барском доме деловитый сельсовет со щелкающим «Ундервудом», а в конюшне, где держали знаменитых орловских рысаков, — свинарник! Вникая в разговоры селян, он ожидает услышать проклятья и жалобы на большевиков, но до него доносятся радостные споры и заклады — сколько поросят принесет Норма. Экс-помещик с ужасом понимает: нет, не от Русского общевоинского союза ждут помощи крестьяне, а от элитной свиноматки. Дворянское сердце Шулыгина этого не вынесло: вскрыл он двойное дно чемодана, достал огромный парабеллум, дождался ночи и пошел убивать Норму как символ новой жизни.