Махарал так разошелся, что даже не стал досадовать на мою тупость.

— Давным-давно один известный физик, Роджер Пенроуз, выдвинул предположение, что сознание вырастает из определенного квантового феномена, проявляющегося на уровне крошечных организмов, обитающих внутри клеток человеческого мозга. Некоторые полагают, что именно в этом заключается причина того, что ученым так и не удалось воплотить в жизнь старую мечту о создании искусственного интеллекта в компьютере. Детерминистская логика самой сложной цифровой системы остается фундаментально ограниченной, не способной моделировать, не говоря уже реплицировать, глубоко вмонтированные контуры обратной связи и стохастические тональности гиперсложной системы, называемой нами «полем души».

Я начал быстро отставать. Но мне нужно было, чтобы Махарал говорил. Во-первых, потому что он мог бы проболтаться о чем-то полезном, во-вторых, чтобы оттянуть то, что он задумал. Я не знал планов доктора, но не сомневался, что будет больно.

Очень больно. Настолько, что я мог бы выйти из себя.

Мне не нравится, когда это происходит.

— …каждый раз, когда Постоянная Волна копируется, сохраняется еще и глубокий уровень связи между копией и оригиналом. В обычных условиях эта связь незаметна. Пока голем исполняет поручения рига, никакого обмена информацией не происходит. Но тем не менее единство сохраняется, передаваясь дубликату вместе с Постоянной Волной.

— Вы это имели в виду, когда говорили о якоре? — спросил я, узрев наконец связь.

— Да. Те организмы, о которых говорил Пенроуз, действительно существуют в клетках мозга. Только связаны они не с квантовыми структурами, а с совершенно отдельным спектром душевных модуляций. При копировании мы усиливаем миллиарды этих структур, впрессовывая комбинированную волновую форму в находящуюся рядом матрицу. Но даже когда новая матрица — свежий голем — встает и уходит, ее статус наблюдателя остается связанным с оригиналом.

— Даже если голем не вернется для разгрузки?

— Разгрузка — это возвращение памяти, Моррис. Я же говорю о том, что глубже памяти. Я говорю об ощущениях, в которых каждая личность является суверенным наблюдателем, изменяющим вселенную… создающим вселенную одним лишь актом наблюдения.

Я снова не поспел за его рассуждениями.

— Вы хотите сказать, что каждый из нас…

— …некоторые явно в большей степени, чем другие, — бросил Махарал, и я понял, что он опять злится. Им владела ненависть, рожденная завистью, и я лишь теперь начал это понимать. — На некоем глубоком уровне ваша личность, похоже, более готова воспринимать экспериментальную природу мира, наделять ваши суб «я» собственным, независимым статусом наблюдателя…

— …а следовательно, и полными Постоянными Волнами, — закончил я за него, стараясь внести свою лепту в разговор.

— Верно. По сути, это не имеет отношения к эгоизму, нигилизму или интеллекту. Возможно, вы просто в большей степени готовы доверять себе, чем остальные люди.

Он пожал плечами:

— Но все равно ваши таланты ограничены. Сдержаны. Их единственное явное проявление — способность делать хорошие копии. Когда нужно идти дальше, на новую территорию, вас, как и всех нас, держит якорь.

Менее недели назад я наткнулся на то, что должно было стать ответом. Простой, хотя и грубый подход к достижению цели. По иронии судьбы это то же трансформирующее явление, которое наши предки связывали с высвобождением души.

Он сделал паузу.

И я угадал. Не так уж это было трудно.

— Вы говорите о смерти.

Махарал улыбнулся — широко, с удовольствием, покровительственно и презрительно.

— Очень хорошо, Альберт. Действительно, древние были правы в своей дуалистической вере в то, что после смерти душа может оторваться от естественного тела. Только все здесь не так просто, как они представляли…

Пока он продолжал разглагольствовать и умничать, мой курс поведения представлялся вполне ясным. Сдерживаться, сохранять самоконтроль, подталкивать его к продолжению разговора. Задавать вопросы. Уяснять что-то для себя. Но… Я ничего не мог с собой поделать. Гнев вскипел, овладев моим тельцем с удивительной силой.

— Это ты выпустил ту ракету! Это ты, сукин сын, убил меня ради доказательства своих проклятых теорий. Ты, больной садист! Чудовище! Когда я выберусь отсюда…

Йосил рассмеялся:

— Ну вот. Все по расписанию. Та же брань. Вы очень предсказуемы, Моррис. С вами скучно. Но именно вашей предсказуемости я планирую найти хорошее применение.

И с этим Махарал вернулся к прерванным делам, отдавая команды вотроллеру и переключая режимы. А я лежал на своем ложе, испытывая животное удовлетворение от ненависти и понимая, что именно этой реакции он и хотел добиться.

И, конечно, меня разбирало любопытство — куда же он теперь меня отправит.

Мы выбрались из машины, предоставленной Энеем Каолином, решив, что она «на прослушке».

Что еще мог сделать магнат? Раздумывая об этом, я остановил рикшу, пробегавшего мимо «Салона Радуги». Усевшись в коляску, я приказал возчику прокатить нас по Четвертой улице.

— И побыстрее! — бросил мой пушистый спутник, горевший желанием как можно скорее убраться куда подальше.

Я заметил у него маленькую сумку, в которую Пэллоид сложил сокровища, обнаруженные за баром, в тайнике королевы Ирэн. Наверное, он уже строил планы, как повыгоднее продать обнаруженные материалы «законным владельцам» за «достойное вознаграждение» и избежать при этом обвинения в шантаже.

Наш извозчик пожал плечами и опустил со лба глянцевый визор. На голове у него обнаружились щегольские дьявольские рожки — вероятно, имплантированный компас-локатор, достаточно дешевый, чтобы снабдить им даже однодневок-дитто.

— Держитесь! — крикнул он и, ухватившись обеими руками за ручки, выкатил коляску на дорогу.

Я обратил внимание на его крепкие, как у горного козла, ноги. Разогнавшись до 30 километров в час, рикша включил электрический моторчик и оторвал сверкающие керамические копыта от земли.

— Вам нужен определенный адрес? — спросил козлоногий, обернувшись через плечо. — А может, вы у нас с визитом? Катаетесь, чтобы набраться впечатлений? Если хотите, я устрою вам экскурсию по нашему чудесному городу.

Я не сразу вспомнил, что в лаборатории Каолина меня покрасили в тот оттенок серого, который получил название «посольский». Очевидно, Рикша принял меня за приезжего, путешествующего с дитто — домашним любимцем.

— В этом городе мне знакомы все исторические места и кое-что еще. Есть рынок, где можно купить вещи, которых не найти на востоке. Есть улочки, куда не суется полиция и где нет камер. Небольшой налог и отказ от претензий — все, что надо. А уж там настоящий рай анархизма!